– Как ты попалась Герденю?
Солнышко повела плечиком:
– Просто гостила у Тройната. Вернулась из Жемайтии.
– За новым поручением?
– Скорей, за наградой. Но и за новым – да… Э-эй! С тобой все в порядке?
Кунигас вдруг побледнел. Понял, что не то и не так спрашивает. Совершенно не о том идет разговор…
– Сауле! Я только что видел сон…
– Знаю. Это был ты… и не ты…
– Можешь объяснить? – Довмонт сверкнул стальным взором. – Ты же раньше говорила, что нет!
– Теперь – могу, – тихонько засмеялась дева. – Я долго расспрашивала богов, молила. Ради тебя, между прочим. Да и так… просто хотелось разобраться самой.
– Ну, не томи! – Игорь едва не взорвался гневом. – Говори же! Моя сестра Лаума, моя… невеста… они…
– Они живы, – опустила ресницы жрица. – И будут жить.
– Но… как же проклятье Миндовга?
– Ты снимешь его. Уже снимаешь. Тем, что ты здесь… И ты – там. И они – там.
– То есть подожди… – Игорь тряхнул головою. – Ты хочешь сказать, что там, в этом сне – это на самом деле?
– Конечно, – девушка уселась на кошме, скрестив на груди руки. – Пока ты здесь, они будут жить… там… вместе с тобою… который тоже там. Ты искупляешь вину, понимаешь? Ты, который здесь.
– Так я не могу вернуться? Никогда?
– Только во сне. Пойми, ты там уже есть!
– А здесь… – кунигас вздохнул с небывалой доселе грустью. – Здешний я – кто?
– Твоя душа… и кусочек души князя.
Сауле изъяснялась довольно путанно, но суть, главное, Игорь для себя уяснил. И это его, мягко говоря, не порадовало. Оставаться здесь, в теле первобытного литовского князя, на всю оставшуюся жизнь, без малейшей возможности выбраться – это было больно! Утешало лишь одно – таким образом Игорь-Довмонт искупал вину, снимал с близких страшное проклятье Миндовга. Но никоим образом в будущей радости не участвовал, оставаясь в подлом и гнусном средневековье. Навсегда… Навсегда… Навсегда! Жуть…
– Ты все же встретишь ее, – одеваясь, неожиданно утешила Солнышко. – Свою прежнюю любовь, синеглазую деву.
Князь дернулся:
– Ольгу?!
– Не знаю, как уж ее там зовут, – но встретишь, я это вижу, чувствую. Встретишь, узнаешь… и она узнает тебя!
– Но как же…
– Всё, князь. Больше ничего не могу сказать. Больше ничего не вижу.
Засунув за пояс тонкий кинжал с узорчатой изящной рукоятью, юная жрица откинула полог шатра. Светало, и первые лучики солнца уже золотили высокие вершины сосен. Видневшееся невдалеке лесное озеро сияло холодной синью, в низинах серебрился иней. Князь простился с Сауле на развилке – жрица не захотела ехать в Псков, собираясь податься обратно в Жемайтию.
* * *
Псковский князь Святослав Ярославич, сын князя Ярослава Тверского (младшего брата Александра Невского) принял беглецов с честью, и даже уговорил новгородцев не ходить походом на Псков, чтобы выгнать оттуда Довмонта, печально известного как убийца Миндовга, с коим у Новгорода были прекрасные отношения. Всеми этими милостями беглый нальшанский князь был осыпан вовсе не только потому, что выручил из беды воинов из знатных псковских семейств – хотя и это сыграло свою роль. Главное же – слава Довмонта как великого воина, его дружина – около сотни воинов-литвинов, хорошо вооруженных, опытных в ратных делах и совершенно не боящихся смерти. И еще одно, пришлый князь-литвин не был искушен в русских интригах и не в свои дела не лез.
Для жительства и кормления воины Довмонтовой дружины получили земли близ Пскова, на берегу реки Великой, сам же князь поселился в детинце, или, как говорили псковичи – в кроме, кремле, в отдельных палатах, точнее сказать – хоромах, состоявших из нескольких просторных бревенчатых изб, соединенных крытыми переходами, хозпостроек и обширного, огороженного солидной оградой двора. Хитрый Святослав Игоревич решил использовать Довмонта и его литвинов для борьбы не только с крестоносцами, но и с Новгородом, коему формально подчинялся Псков, унизительно именовавшийся новгородским младшим братом.
Брат Симеон, как оказалось, пользовался в Пскове большим уважением, а также имел влияние на архиепископа. Трое власть предержащих – князь Святослав, Симеон и архиепископ – придерживались твердого мнения о том, что язычникам властвовать во Пскове как-то невместно. Симеон-странник, на правах доброго знакомого, принялся навещать кунигаса и склонять его к крещению, с каждым днем с радостью замечая, что все его проповеди падают на благодатную почву, и уже очень скоро можно будет ожидать самых живительных всходов!
Еще бы! Игорь Ранчис очень хотел креститься, собираясь совсем вытравить языческую сущность Даумантаса и видя в том надежнейшего помощника в лице православия и брата Симеона конкретно. Так что дело сладилось быстро, уже в марте, на Масленицу, Довмонт принял крещение и был наречен именем Тимофей… которое потом использовал весьма редко, но христианином все ж таки стал.
Большая часть дружинников-литвинов тоже крестилась вслед за своим князем, впрочем, некоторые все же упорствовали в язычестве – Довмонт их не неволил, пусть живут, как хотят.
Потирая руки, князь Святослав Ярославич намеревался уже в самое ближайшее время использовать Тимофея-Довмонта против тевтонских рыцарей… или против литовцев, полочан – кто первый сунется! Ну, или напасть самим… так сказать – упредить. Однако в Великий пост никто воевать не хотел, ждали Пасхи; с Пасхой же пришла весна, и все дороги сделались непроезжими, так что волей-неволей приходилось ждать настоящего тепла.
В ожидании этого Довмонт был «брошен» на соблюдение порядка в самом Пскове, ибо обнаглевшие разбойники без всякого стыда терзали путников средь бела даже на главных городских улицах.
В курс дела пришлого князя вводил некий Степан-тиун, коего Игорь нарек про себя «полковником», ибо тиун отличался статью, носил небольшую бородку и усы, чем-то одновременно напоминая последнего русского царя Николая Второго и последнего императора Франции Наполеона Третьего. «Полковник» возглавлял городскую стражу и, надо отдать должное, дело свое знал.
– Летом они в лесах, за Великой, – усевшись на широкую скамью в княжьих хоромах, Степан увлеченно характеризовал «контингент». – Зимой, тако же, в лесах, а вот в распутицу в городе. Что лиходеям в лесах делать, когда дорог нет, да ни один обоз не проедет, ни един человечишко не пройдет?
– А что же порядок на улицах не навели? – прищурился Довмонт. – Неужто не схватить, не прищучить злодеев?
– Мелочь – можно, – Степан спокойно кивнул и пригладил бородку. – Однако же те, что крупнее – таятся. Ну, бог даст, выловим. Да! Главная-то в одной шайке – девка. Про то дознались, возьмем завтра. Ты только людишками помоги, княже. А то не ровен час…
Шайку брали, что называется, без шума и пыли. Еще загодя воины Довмонта заняли отведенные им места, окружив почти по периметру район, примыкавший к Михайловой улице, близ деревянной церкви Святого Михаила Архангела. Невдалеке, за яблоневыми садами, виднелась городская стена, тоже деревянная, потемневшая от времени и вся в прорехах.
