Глава двадцать вторая
– Это тяжкое бремя, – сказал Роланд, отдавая назад фотографию, – но Отряд того стоит.
Я посмотрела на снимок деда и его напарницы, Мэг. Невозможно представить, чтобы люди так подходили друг другу, как они. Стояли они очень близко, почти соприкасаясь, хотя у обоих не было колец. Что значит любовь для таких людей, как мы? Быть рядом, быть вместе? Без серебряного кольца наши жизни как открытая книга. Все мысли, желания, страхи и слабости нараспашку. Я и подумать не могла о том, чтобы кто-то видел мои мысли.
– Это любовь? – спросила я. – То, что чувствуют друг к другу напарники? Ты сказал, что это больше чем любовь, но любовь все же есть?
Роланд кивнул.
– Тогда почему Отряд того стоит? – Я провела пальцем по лицу деда. Это не тот человек, которого я знала. Лицо моего деда избороздили морщины, и в нем никогда не было этой легкости, которая чувствовалась на фотографии. Мой дед лежал в земле уже шесть месяцев.
«Не стоит впускать людей в свою жизнь, любить их. В конце концов, когда ты потеряешь их это причинит тебе боль».
Роланд прислонился спиной к полке. Над плечом виднелась табличка, на которой были написаны чьи-то годы жизни. Он смотрел куда-то мимо меня. Взгляд серых глаз стал рассеянным.
– Оно того стоит, – повторил он, – когда с тобой рядом есть кто-то, от кого не нужно ничего скрывать. Держать секреты в себе и вечно лгать – ноша не из легких, и со временем она становится все тяжелее. Ты возводишь стену, желая отгородиться от всего мира, и впускаешь лишь его маленькую частицу – своего напарника. И оно того стоит. Однажды, когда вокруг тебя будут сплошные стены, ты поймешь это.
* * *
Когда я проснулась, Уэсли уже ушел. И хорошо, потому что мама устроила в комнате суету: закрыла окно, сложила бумаги аккуратными стопками, подобрала мусор с пола. Видимо, вместе с доверием я утратила и право на личную жизнь. Тумбочке у кровати она сообщила, что пора вставать, а вороху белья, который держала в руках, сказала, что завтрак готов. Мы как будто сделали шаг назад в наших отношениях.
Архивный листок лежал под телефоном на тумбочке. Я потянулась за ним, желая проверить, нет ли новых имен, и увидела сообщение от Уэсли.
Уэс: Мне снилась гроза. А тебе снился концерт?
По правде говоря, мне вообще ничего не снилось, что меня безмерно радовало. Ночь без кошмаров, без Оуэна. Я посмотрела на руку и подумала, как же так получилось, что все зашло так далеко. Несколько часов здорового сна почти развеяли мои опасения, что я лишаюсь рассудка. Я хотела ответить, но увидела чат с Линдси, в котором я совершенно точно не участвовала. Разговор происходил в ночь с субботы на воскресенье, когда мама подмешала мне в воду снотворное и Уэс остался здесь.
Линдс: Земля вызывает Мак!
Линдс: Земля вызывает Мак!
Линдс: В этом кафе самый отпадный парень на свете.
Линдс: Очень нужно, чтобы ты не спала и смогла оценить его со стороны.
Линдс: И у него есть футляр для скрипки. ФУТЛЯР ДЛЯ СКРИПКИ! *обморок*
Мак: Прости, Мак спит.
Линдс: Как же тогда она написала сообщение?
Линдс: Она умеет печатать во сне?
Линдс: Оу! Это парень с подводкой?
Мак: Он самый.
Линдс: Она доверила тебе свой телефон? Надеюсь, ты того стоишь.
Мак: Я тоже надеюсь.
Я едва не улыбнулась, но вдруг вспомнила слова Роланда, и внутри все съежилось. «Надеюсь, ты того стоишь». «Отряд того стоит».
Я отложила телефон и начала одеваться. Порезы на правой ладони почти зажили, лишь один, самый большой, пришлось перевязать. Зато левая рука после ночного приключения просто меня убивала. Я осторожно согнула ее и поморщилась. Затем проверила свой список. Там уже появилось новое имя: Пенни Эллисон, 13 лет.
– Маккензи, – в дверях стояла мама. Теперь она смотрела на мою щеку. – Мы опаздываем.
– Мы? – удивилась я.
– Я отвезу тебя в школу.
– Ну уж нет…
– Маккензи, – строго сказала мама. – Это не обсуждается. И пока ты не побежала к папе, знай, что это его идея. Он не хочет, чтобы ты ехала на велосипеде с такой рукой, и я с ним согласна.
Очевидно, мне не следовало оставлять их наедине за ужином прошлым вечером. Теперь прощайте надежды вернуть Пенни до занятий.
Я собралась и побрела за матерью вниз. Только мы вышли через главный вход, как на террасу выскочил Берк. Махнув ей рукой, он крикнул что-то насчет чрезвычайной ситуации с эспрессо. Я посмотрела на Данте, прицепленный к велосипедной стойке.
– Я могла бы…
– Нет, – отрезала мама. – Жди здесь. Я сейчас вернусь.
Я вздохнула и привалилась спиной к стене террасы, теребя повязку, крест накрест перетягивающую ладонь. На меня наползла чья-то тень. Спустя секунду на выступ в паре шагов от меня сел Эрик, поставив на колено стаканчик с кофе из нашего кафе.
– Я не знала о Роланде, – сказала я.
– Да, я тебе не говорил, – просто ответил он. Я посмотрела на него. Он выглядел уставшим, но целым и невредимым. – Агата закончила с Отрядом.
Я с трудом сглотнула.
– Сколько у меня есть времени?
– Мало, – ответил он, потягивая кофе. – Ты невиновна, мисс Бишоп?
Поколебавшись, я кивнула.
– Тогда почему ты ей отказала?
– Я боялась, что не пройду проверку.
– Но ты сказала…
– Проверку рассудка, – пояснила я. Между нами повисло молчание.
– Ты когда-нибудь хотел пойти другим путем? – спросила я спустя минуту.
Эрик настороженно взглянул на меня.
– Для меня честь служить Архиву, – произнес он. – Это моя цель. – Затем он немного смягчился. – Бывали времена, когда я колебался. Когда думал, что хотел бы жить нормальной жизнью. Но то, что мы делаем, у нас в крови. Уж такие мы. Нам бы не подошла нормальная жизнь, даже если бы мы этого пожелали. – Он вздохнул и поднялся с выступа. – Я бы хотел посоветовать тебе сторониться неприятностей, но они, похоже, уже нашли тебя, мисс Бишоп.
Мама появилась с двумя стаканчиками на вынос и, протянув мне один, на долю секунды заглянула мне в глаза. Затем увидела мужчину, стоящего рядом со мной.
– Доброе утро, Эрик! – поприветствовала она его радостно. – Ну и как тебе тот кофе темной обжарки?
Он одарил ее лучезарной улыбкой.
– Ради него стоило ехать через весь город, мадам, – ответил он, сходя с тротуара.
