«Люди теряют разум, когда дело касается мертвых», – говаривал дед и был прав. Сколько тех, кто рвался бы к своим любимым и вытягивал их из сна, чтобы быть рядом? Сколько времени пройдет, прежде чем рухнут стены и двери, и мир полетит в тартарары? Как он не видит, что это безумие? Он и правда настолько слеп, что не понимает, какие будут последствия? Или он хочет, чтобы мир развалился на части, лишь бы добиться своего? Как бы то ни было, я должна его остановить. Но как? У меня нет ключа Отряда. Да и мне его, даже такого усталого и ослабевшего, не одолеть. Особенно учитывая, что Оуэн умереть не может, а я могу. Я остановилась посреди дорожки.
– Если ты так уверен, что все последуют за тобой, – спросила я, – зачем тебе я?
Лицо Оуэна помрачнело, и выражение стало нечитаемым.
– Для того, чтобы я мог позвать кого-нибудь за собой, мне кое-что нужно, – сказал он. – Это находится в Архиве, и у меня есть план, как его забрать, но для этого мне нужна помощь.
Сердце забилось чаще, но не от страха, а от волнения. Оуэн только что подсказал способ, как его победить. Возможно, я не сумею затащить его в Архив, но смогу привести. Никто больше не пострадает. Никому не придется умирать.
Он пошел по дорожке, я – за ним. Нас буквально внесло потоком студентов в здание под непрекращающийся шум: «…это был тест /о чем я думал/ пожалуйста пусть этот день закончится».
– И что нам нужно украсть? – спросила я. В переполненном холле мои слова прозвучали еле слышно.
Оуэн улыбнулся, услышав «нам». Он заправил прядь темных волос мне за ухо, и я почувствовала исходящую от его пальцев и постепенно наполнявшую меня тишину. А вместе с тем ощутила и то, как он проник в мои мысли, пытаясь узнать, лгу ли я. Но я уже выучила его трюки и освоила собственные. Поэтому как только он забрался в мою голову, я сосредоточилась на простой, правдивой мысли: «Что-то должно измениться»
– Я рад, что ты приняла мои слова ко вниманию, – произнес он, убрав руку. – И ценю, что ты употребила это местоимение. Но прежде чем скрепить наш союз, я должен удостовериться, искренен ли твой интерес.
Мое сердце екнуло. Проверка. Ну конечно, не стоило ожидать, что все окажется так просто. Оуэн Крис Кларк не рискует. Он играет только в те игры, где уверен в своей победе. А хочу ли я играть? И есть ли у меня выбор?
Я выдержала его взгляд. Прозвенел второй звонок, и коридор опустел.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Глава двадцать шестая
– Иди в Архив и укради что-нибудь для меня, – велел Оуэн.
– Что именно? – спросила я, сжав ремень сумки. Боль прострелила запястье, но это помогло сосредоточиться.
– Любую мелочь. Просто в знак доказательства доброй воли. Если у тебя получится, я скажу тебе, что мы на самом деле должны украсть. А если у тебя ничего не выйдет, то и остальное не имеет смысла. Ты будешь мне только мешать. – Он посмотрел на стенные часы. – У тебя есть время до ланча, – сказал он, разворачиваясь. – Удачи.
Я стояла на месте, глядя, как он уходит, пока кто-то не кашлянул за спиной.
– Пропускаете мои занятия, мисс Бишоп?
Я повернулась и увидела мистера Лоуэлла. Он придержал для меня дверь открытой.
– Простите, сэр, – извинилась я и проследовала за ним в аудиторию. Он положил руку на мое плечо, и в меня хлынуло: «…беспокойная странная девушка давние проблемы в семье вижу синяки в голове неразбериха чернильные пятна». Я быстрее прошла вперед, чтобы ему пришлось убрать руку, и заняла место. Воздух в классе, где сидело еще шестнадцать человек, аж гудел без привычного буфера, создаваемого кольцом. Я невольно морщилась всякий раз, когда какой-нибудь студент подходил слишком близко. В голове эхом звучали бредовые идеи Оуэна, а мистер Лоуэлл рассказывал нам о бредовых идеях других бунтарей. Я не слишком обращала внимания на его рассказ, пока не услышала кое-что созвучное словам Оуэна.
– Любое восстание начинается с искры, – говорил мистер Лоуэлл. – Иногда эта искра – просто последняя капля, переполнившая чашу терпения. Иногда искра – это решение. В последнем случае, несомненно, необходима определенная степень безумия для того, чтобы опрокинуть первую костяшку домино, но кроме того, нужны мужество, целеустремленность и всепоглощающая вера в свое дело, пусть даже бунтарь и заблуждается…
Оуэн, очевидно, как раз и видел себя революционером, а разоблачение Архива считал своим главным делом. В столь узконаправленной сосредоточенности одновременно были его сила и слабость. Но получится ли у меня сыграть на этой слабости?
Зацикленный на своей цели, он не замечал недостатков. И это доказывало, что даже такой холодный и расчетливый Оуэн был когда-то человеком. Люди – живые и мертвые – видят то, что хотят видеть и верят в то, во что хотят верить. Оуэн хочет верить в свое дело и в то, что я изменилась. А поэтому я должна лишь доказать, что так оно и есть.
Как только прозвенел звонок, я вскочила и вылетела из класса. Я проталкивалась сквозь суматоху, царящую в холлах, улавливая на ходу обрывки мыслей: «общая сумма серебра или золота/серебра или золота/субботняя школа/фиолетовые шнурки/если он еще хоть раз ударит меня, я…». Выбежав на улицу, я помчалась по школьному двору, прямиком к двери, ведущей в Коридоры. Достала ключ из-под воротника и в следующую секунду ступила на территорию Уэсли. Его система знаков отличалась от моей, но я быстро догадалась, что белым плюсом он отмечает двери на Возврат, а белым крестиком – двери в Архив. Затаив дыхание, я вставила ключ в скважину, отомкнула замок и оказалась в приемной. За столом сидел Патрик и листал фолиант. Время от времени он делал пометки и затем листал дальше.
– Мисс Бишоп, – произнес он ворчливо, – явились, чтобы во всем признаться?
– Пока нет, – ответила я. Мне все еще с трудом верилось, что он не причастен к разрывам. Я была уверена, что он пытался избавиться от меня таким образом. Но это не он, по крайней мере, на этот раз.
– Мне надо повидать Роланда. Всего на несколько минут. – Патрик оторвал взгляд от книги и посмотрел на меня.
– Пожалуйста, Патрик. Это важно.
Он медленно закрыл фолиант.
– Второй зал, третья комната, – снизошел он и добавил: – Только не задерживайтесь там.
Я прошла в открытые двери, но оказавшись в Атриуме, направилась совсем в другую сторону, чем указал Патрик. Вместо того, чтобы пройти через второй холл к третьей комнате, я устремилась к шестому холлу и прошла до конца – этим путем вел меня Роланд к своему жилищу. Отчасти я ожидала, что коридор поменяет направление, как случалось всякий раз, когда приходилось идти по лабиринту, но он остался прямым. Я прижалась ухом к двери в конце коридора и прислушалась к шагам, затем проскользнула в маленький, тускло освещенный холл, где находились комнаты Библиотекарей.
Его дверь, простая, темного дерева, находилась посередине. Комната оказалась не запертой, и, задержав дыхание, я вошла. Здесь было так же уютно, как и прежде, но без тихой музыки и без Роланда, имевшего обыкновение сидеть в кресле, помещение казалось беззащитным. Я шепотом извинилась за свой поступок, прошла к столу и выдвинула ящик. Карманных серебряных часов там не оказалось – конечно, они наверняка у Роланда. Эато старая, размером с ладонь, записная книжка лежала на месте. Я взяла ее, чувствуя шелест воспоминаний под пальцами, и бережно положила в задний карман. Сердце в груди защемило. Я осмотрела содержимое ящика, нашла клочок бумаги и ручку и написала записку. Я не стала извиняться и обещать, что верну блокнот. Я оставила лишь два слова: «Верь мне».
