– Не понимаю, – напряглась я.
– Вот потому-то для осуществления моего плана мне и потребовался второй человек, Маккензи. Один – отвлекает Архив, второй – крадет страницу.
– Ты хочешь, чтобы я совершила диверсию?
– Нет, – покачал головой Оуэн, – я хочу, чтобы ты стала диверсией.
– Что ты имеешь в виду? – в груди у меня сжалось.
– Ты ведь и так ходишь по тонкому льду, по мнению Архива, верно? Пока они будут вести тебя на форматирование, на меня, скорее всего, не обратят внимание.
– Зачем им меня форматировать? – спросила я медленно.
– Потому что ты не оставишь им выбора. Ты устроишь шоу. А в Архиве ненавидят шоу. Я уже все для тебя приготовил. – Он показал в сторону лужайки, и даже в темноте я увидела провода. Фитили.
– Я же сказала, что никто не должен пострадать.
– Ты сказала, что Уэсли не должен пострадать.
– Оуэн…
– Тебе придется сыграть свою часть, Маккензи. Кроме того, это всего лишь фейерверки. Я же говорил, нам нужно что-то небольшое, но яркое. Вспышки – самое то. Как только ты чиркнешь спичкой, на этот раз в буквальном смысле, ты должна сделать только одно – бежать. О сложной части нашего плана я позабочусь сам.
– Что за сложная часть?
– Все внимание сейчас приковано к тебе, – продолжил он. – Они так и ждут, что ты выкинешь какой-нибудь фортель. Вот потому ты это и сделаешь, а затем попытаешься сбежать. Отряд будет тебя преследовать. И когда они тебя поймают, а они поймают, ты будешь отбиваться, как угодно, всеми силами, до самого конца.
Мысли отчаянно метались у меня в голове. Не так я себе все представляла. Думала, мы проникнем в Архив вместе и я верну его. Как я это сделаю, если меня схватят?
– Тебе нужна не диверсия, Оуэн, а жертва.
– Не драматизируй.
– Я тебе не мученица, – огрызнулась я.
– Я не позволю им тебя отформатировать.
– О, ну раз ты им не позволишь… – язвительно ответила я.
– Я спасу тебя, – заявил он. – Доверься мне.
– Ты хочешь, чтобы моя жизнь зависела от тебя? – усмехнулась я.
Оуэн прижал меня спиной к кирпичной стене.
– Твоя жизнь и так зависит от меня с того момента, как я выбрался из бездны, – прорычал он. И тут меня с тошнотворной ясностью осенило: он уже устроил шоу. Ему не нужно мое согласие, чтобы сделать из меня козла отпущения. Но за мной он придет только в том случае, если будет думать, что я заслуживаю спасения. Однако фолиант лежит у самого входа. Что ему стоит просто войти, забрать его и уйти без меня?
– Я так не сделаю, – заверил он, прочитав мои мысли. – Я не брошу тебя. Ты мне все еще нужна. Мы несем перемены, Маккензи. Мне нужно, чтобы ты провозгласила их начало.
Он убрал руки и оглянулся на лужайку, где фестиваль был в самом разгаре. Яркие огни бросали тени на его бледную кожу.
– Так или иначе, перемены грядут, – произнес он тихо. – Поэтому либо Архив примет изменения, либо его ждет полный крах.
Глядя на него в мерцающем свете, я вдруг поняла: все это ложь. Его слова о существовании Архива без секретов, его мечта о разоблачении мира. Оуэн не ждет, что Архив выстоит. Он этого и не хочет. Он стремится к тому же, к чему стремился всегда: разрушить Архив. И он решил, что за него это сделает Внешний мир. Оуэн не хочет перемен. Он хочет разрушения. И я сделаю что угодно, лишь бы помешать ему.
Мозг лихорадочно работал, но я не могла показать, в какой я панике. Коротко вздохнув, я заставила себя успокоиться.
– Ты должен был рассказать мне об этом раньше, – упрекнула я. – Для того, кто борется против тайн, у тебя их слишком много.
– Я не хотел, чтобы ты над этим размышляла, – сказал он, нахмурившись. – Но наши судьбы связаны. Если ты оплошаешь, меня тоже ждет провал. Если я потерплю неудачу, тебе тоже несдобровать. Мы с тобой вроде напарников.
«Никакие мы не напарники», – подумала я, но вслух сказала:
– Не смей меня там бросать, Оуэн.
– Не брошу, – улыбнулся он.
Затем он присел на корточки и поднял фитиль с травы. В другой руке появилась зажигалка. Он оглянулся на часовню. Без пяти минут восемь.
– Отлично. – Он чиркнул зажигалкой и выпустил маленький танцующий огонек. – Осталось пять минут до нашего фейерверка.
Он поднес огонек к фитилю. Пламя с шипением побежало вдоль провода.
Со смесью ужаса и возбуждения я поняла, что пути назад больше нет.
– Найди освещенное место.
Оуэн вышел из тени на дорожку, но я задержалась у часовни и достала из кармана телефон. От Уэсли пришло сообщение: «Где ты?». Я ему ответила: «Возле корпуса естественных наук». Я понадеялась, что сумею отослать его подальше, что бы там ни произошло. Затем, сглотнув, я набрала домашний номер. Ответила мама.
– Привет, – поздоровалась я. – Просто отчитываюсь. Как обещала.
– Хорошая девочка, – похвалила мама. – Надеюсь, вечер у тебя пройдет замечательно.
Я постаралась подавить страх.
– Так и будет.
– Позвони нам, когда все закончится, ладно?
– Хорошо, – пообещала я. Она уже хотела положить трубку, но я окликнула ее: – Мама?
– Да?
– Я люблю тебя, – сказала я и нажала отбой.
Без четырех минут восемь. Часовня возвышалась в свете огней. Я наблюдала, как истекла минута. А тем временем под разноцветным навесом танцевали и смеялись студенты, не представляя, что сейчас произойдет. Честно говоря, я тоже не представляла.
Без трех минут восемь. Я убеждала себя, что смогу это сделать. Что это вовсе не безумие. Что это все скоро закончится. Когда все слова иссякли, я вышла из тени, ожидая, что увижу Оуэна, но его нигде поблизости не было. Поэтому я направилась к школьному двору. Я прошла всего несколько шагов, когда кто-то схватил меня за предплечье и затащил обратно в тень. В голову ударило: «…думала ты умная ты не сможешь пройти мимо меня думала я не замечу связь…».
Не успела я вырваться, как на запястьях замкнулись металлические наручники. Я повернулась и увидела за спиной детектива Кинни.
– Маккензи Бишоп, – произнес он, сковав мне руки за спиной. – Вы арестованы.
Глава тридцатая
– Не устраивай сцену, – велел он, уводя меня с фестиваля.
– Сэр, вы совершайте большую ошибку.
До восьми оставалась всего одна минута. Я выворачивалась, как могла, ища глазами Оуэна, пока Кинни волок меня по дорожке.
– Ты знаешь чье имя тренер Мец ввел в свой компьютер самым последним? – спросил он. – Твое. А с какого номера звонили Джейсону Пинтеру в последний раз? С твоего. А чьи отпечатки на подвеске Бетани Томсон? Твои. Единственное место, где ты не оставила улик, – это дом Филлипса, зато ты туда вломилась! Так что, готов поспорить, мы и с этим делом сможем тебя связать.
