Но мой опыт говорит:
От их мелких острых зубок
Иногда живот болит…»
«Странно, — подумал Иккинг. — Как это он поет с закрытым ртом?»
Но тут Дракон приоткрыл крокодилий глаз и заговорил с Иккингом. От испуга тот чуть не выпрыгнул из сандалий.
— А что тут странного? — спросил Дракон, явно забавляясь. — Дракон с закрытыми глазами не обязательно спит, откуда следует, что дракон с закрытым ртом не обязательно поет, вещи не таковы, какими кажутся. Эти звуки, которые ты слышишь, издаю не я. Это, мои Герой, — поюший обед.
— Поющий обед? — переспросил Иккинг, вспомнив, что нельзя, никогда, ни в коем случае нельзя смотреть в глаза больших и злобных драконов, таких, как этот. Вместо этого он уставился на один из Драконовых когтей.
И это было ошибкой, потому что Иккинг увидел, что Дракон своей громадной лапищей прижимает к земле целое стадо жалобно блеющих овец. Он нарочно отпустил одну из овечек, позволил ей почти добежать до спасительных скал, а потом осторожно ухватил двумя когтями за шерсть и подбросил высоко-превысоко в воздух.
Иккинг и сам нередко проделывал этот трюк — с ягодами ежевики. А Дракон запрокинул громадную голову, и шерстистый комочек упал в разинутую пасть, которая тут же захлопнулась. Раздалось оглушительное чавканье, и Дракон проглотил несчастную овцу.
Тут Дракон заметил, что Иккинг оцепенело взирает на него, и приблизил к мальчику свою несусветную голову. Иккинга чуть не стошнило, когда из пасти Дракона зеленовато-желтым облачком вырвалось его зловонное дыхание. Это был запах самой СМЕРТИ — густая, головокружительная вонь разлагающегося мяса, гниющих тресковых голов и потных китов, давно погибших акул и заблудших душ. Отвратительные пары клубились вокруг мальчика мерзкими завитками, забиваясь в нос. Иккинг закашлялся и сплюнул.
— Некоторые утверждают, что овцу перед употреблением следует очистить от костей, — доверительно сообщил Дракон. — Но лично я считаю, что кости придают овце специфический приятный хруст. А иначе она была бы всего лишь куском низкокалорийного мяса…
Дракон рыгнул. Его отрыжка была идеально ровным кольцом огня, которое проплыло по воздуху, как облачко дыма изо рта курильщика, и опустилось на вереск вокруг Иккинга, так что тот оказался посреди огненного кольца. Однако вереск был сырым, и ярко-зеленое пламя очень скоро погасло.
— Упс, — хихикнул Дракон. — Прошу прощения… Маленькая застольная шутка…
Потом он водрузил исполинскую лапу на край обрыва, на котором стоял Иккинг.
— Однако людей, — задумчиво продолжал Дракон, — людей и в самом деле нужно очищать от костей и делать филе. Особенно мешает позвоночник — он часто застревает в горле…
Болтая так, ни о том, ни о сём, Дракон протягивал лапу всё дальше и дальше; из толстых подушечек на пальцах медленно выдвигались когти, похожие на гигантские клинки шести футов в ширину и двадцати футов в длину, на концах острые, как хирургический скальпель.
— Удалять человеческий позвоночник — дело тонкое, — вещал Дракон. — Но у меня получается очень хорошо… Надо сделать всего один маленький надрез сзади на шее, вот здесь… — он показал на шею Иккинга, — а потом быстро провести когтем вниз и выташить хребет. Практически безболезненно… для меня.
Глаза Дракона светились искренним блаженством.
Иккинг лихорадочно соображал. Когда смотришь в лицо Смерти, это очень ускоряет мыслительный процесс. Какие из своих знаний о Драконах он может применить против такого Неодолимого Монстра?
Перед его мысленным взором встала страница с Драконьими Мотивациями. БЛАГОДАРНОСТЬ: как известно, драконам она неведома. СТРАХ: безнадежно. ЖАДНОСТЬ: не самая удачная идея на данный момент. ТЩЕСЛАВИЕ и ЖАЖДА МЕСТИ: возможно, пригодятся, но Иккинг не мог придумать, как. Оставались АНЕКДОТЫ И ЗАГАДКИ. Этот Дракон, видимо, расположен пошутить. И, судя по его манере разговора, считает себя философом. Может быть, удастся выиграть время, если втянуть его в умную беседу…
— Я слышал люди иногда поют ради обеда, — сказал Иккинг. — Но чтобы обед пел сам?..
— Хороший вопрос, — удивился Дракон. — Я бы даже сказал, отличный вопрос. — Он втянул когти, и Иккинг с облегчением вздохнул. — Давненько я не встречал таких умных обедов. Обычно они цепляются за свою жалкую жизнь и не задают По-на стоящему Серьезных Вопросов.
— А теперь дай подумать, — сказал Дракон. За размышлениями он подцепил на коготь излишне громко протестующую овцу и тщательно ее прожевал. Иккингу было жалко овцу, но он радовался, что сам не оказался на ее месте в ненасытной глотке Ужасной Рептилии.
— Как бы это попроще объяснить, человечек, чтобы стало понятно для мозга гораздо меньшего и не такого умного, как мой… Видишь ли, все мы в некотором роде обеды. Ходячие, говорящие, дышащие обеды. Возьмем, например, тебя. Ты вот-вот будешь съеден мною, значит, ты — обед. Это очевидно. Но даже такой смертоносный хищник, как я, рано или поздно станет обедом для червей. Мы все выхватываем драгоценные мгновения из безжалостных челюстей времени, — бодро заключил Дракон.
— Вот почему так важно, — продолжал он, — чтобы обед пел как можно благозвучнее.
Он указал на свой живот, откуда по-прежнему доносился поющий голос, правда, всё тише и тише:
«Люди — пресная еда,
Но если есть у вас вода,
Соль, лучок, капуста,
Будет очень вкусно-о-о!»
— Конкретно этот обед, — пояснил Дракон, — тот который сейчас поет, был драконом, намного мельче меня, но очень самодовольным. Я его съел примерно полчаса назад.
— Но ведь это же каннибализм! — возмутился Иккинг.
— Это очень вкусно, — возразил Дракон. — Кроме того, нельзя называть такого виртуоза, как я, каннибалом. — В его голосе послышались возмущенные нотки. — Ты слишком неотесан для такого маленького человечка. Чего ты хочешь, Маленький Обед?
— Я пришел, — ответил Иккинг, — чтобы спросить тебя: ты явился с миром или с войной?
— Само собой, с миром, — ответил Дракон, — Но вас все-таки убью, — добавил он, немножко подумав.
— Всех? — уточнил Иккинг.
