Ян. Да, я об этом действительно слышал. Но мне захотелось еще раз увидеть край, который я некогда знал и о котором у меня сохранились самые теплые воспоминания.
Марта. Вы тут жили?
Ян. Нет, но когда-то, очень давно, я случайно оказался здесь проездом. И не забыл об этом.
Мать. Но у нас ведь просто крохотная деревенька.
Ян. Конечно. Но мне она очень нравится. С первых минут я чувствую себя так, будто оказался в родном доме.
Мать. Вы собираетесь остаться надолго?
Ян. Не знаю. Это может, наверно, показаться странным. Но я в самом деле не знаю. Чтобы где-то остаться, нужны серьезные поводы, нужно, чтобы отыскались друзья, чтобы какие-то люди питали к вам нежные чувства. Без этого нет никаких причин оставаться именно здесь, а не в любом другом месте. И поскольку трудно заранее знать, как тебя примут, вполне естественно, что мне и самому неизвестно, как я поступлю.
Марта. Все это не слишком понятно.
Ян. Да, но я не умею объяснить вам понятнее.
Мать. Помилуйте, да вам здесь все быстро наскучит.
Ян. Нет, у меня верное сердце, и я быстро могу все вспомнить — если представится случай.
Марта (с раздражением). Сердце тут ни при чем.
Ян (как будто не слышит; обращаясь к матери). У вас очень утомленный вид. Стало быть, вы давно поселились в этой гостинице?
Мать. С той поры прошли годы и годы. Столько лет утекло, что я уж больше не знаю, когда это все началось, и даже забыла, какой тогда я была. А это моя дочь.
Марта. Мать, вам незачем толковать об этих вещах.
Мать. Ты права, Марта.
Ян (очень живо). Почему же? Я очень хорошо понимаю ваши чувства, сударыня. Чувства, к которым человек приходит в конце долгой жизни, наполненной непрерывным трудом. Но может быть, все бы переменилось, будь вам оказана поддержка, какую надлежит оказывать всякой женщине, поддержка сильной мужской руки.
Мать. Ах, когда-то она поддерживала меня, но работы было все равно слишком много. Мы с мужем едва с ней справлялись. У нас даже не было времени друг о друге подумать, и мне кажется, я забыла о нем еще до того, как он умер.
Ян. Да, мне понятно все это. Но… (на мгновение он в нерешительности замолкает)… но если бы руку помощи протянул вам сын… уж его-то, наверно, вы не забыли?
Марта. Мать, нам еще многое надо сделать.
Мать. Сын! Ах, я очень старая женщина! Старые женщины разучаются любить даже сына! Сердце, сударь, дряхлеет.
Ян. Это правда. Но я знаю, что сын никогда не может забыть.
Марта (встает между ними; решительно). Сын, который вошел бы сюда, был бы здесь встречен точно так же, как и всякий другой клиент: с доброжелательным равнодушием. Все, кого мы у себя принимали, с этим свыкались. Они оплачивали стоимость комнаты и получали ключ от нее. О своем сердце они не рассуждали. (Пауза.) Это облегчало нам нашу работу.
Мать. Довольно об этом.
Ян (размышляя). И надолго они у вас оставались?
Марта. Некоторые очень надолго. Мы делали все необходимое, чтобы они остались. Другие же, те, что были не слишком богаты, съезжали на следующий день. Для них мы не делали ничего.
Ян. У меня много денег, и я желаю задержаться в этой гостинице на какое-то время, если вы готовы меня принять. Забыл вам сказать, что мог бы оплатить все заранее.
Мать. О, нам нужно другое!
Марта. Если вы богаты, это хорошо. Только не говорите больше о своем сердце. Ему мы ничем не можем помочь. Еще немного, и я попросила бы вас уйти, настолько утомил меня ваш тон. Возьмите свой ключ, удостоверьтесь, что комната устраивает вас. Но знайте, что вы находитесь в доме, который не обладает никакими средствами для помощи сердцу. Слишком много томительных лет пролетело над этой захолустной деревней и над нами. Они постепенно выстудили этот дом. Они отняли у нас охоту к сочувствию. Еще раз говорю вам, вы не найдете здесь ничего, что походило бы на задушевность. Вы найдете здесь только то, что мы всегда припасаем для своих постояльцев, а то, что мы припасаем для них, не имеет ничего общего с порывами сердца. Берите ваш ключ (протягивает ему ключ) и не забывайте: мы принимаем вас лишь ради выгоды, спокойно и тихо. И если мы оставим вас у себя надолго, это будет тоже сделано ради выгоды — и тоже спокойно и тихо.
Он берет ключ, она выходит, он смотрит ей вслед.
Мать. Не обращайте внимания, сударь. И впрямь есть сюжеты, которые всегда были ей ненавистны. (Она встает, и он хочет ей помочь.) Не надо, мой сын, я не калека. Взгляните на эти руки, они еще сильные. Они могли бы поддерживать ноги мужчины. (Пауза. Он смотрит на ключ.) Это из-за моих слов вы задумались?
Ян. Нет, простите меня. Я их даже почти не слышал. Но почему вы назвали меня «мой сын»?
Мать. О, я весьма смущена. Поверьте, это не было фамильярностью с моей стороны. Я просто неудачно выразилась.
Ян. Понимаю. (Пауза.) Могу ли я подняться в свою комнату?
Мать. Ступайте, сударь. Наш старый слуга ждет вас в коридоре. (Он смотрит на нее. Он хочет все ей сказать.) Вам что-нибудь нужно?
Ян (в нерешительности). Нет, сударыня. Но… я благодарен вам за радушный прием.
Сцена седьмая
Мать одна. Она снова садится, кладет руки на стол и смотрит на них.
Мать. Зачем было говорить ему про свои руки? А ведь если бы он на них посмотрел, он, возможно бы, понял, о чем ему толковала Марта. Он бы понял, он бы ушел. Но он не понимает. Он хочет умереть. А я бы одного лишь хотела: чтобы он ушел, и тогда я могла бы еще вечером лечь и уснуть. Слишком стара! Я слишком стара, чтобы снова сцеплять свои руки у него на лодыжках и не давать его телу раскачиваться, пока мы будем нести его по этой долгой дороге, ведущей к реке. Я слишком стара для последнего усилия, которое потребуется от меня, чтобы бросить его в воду, после чего я буду стоять с повисшими, как плети, руками и, ловя ртом воздух, стоять со сведенными мышцами, не имея даже сил вытереть с лица воду, когда она плеснет на берег под тяжестью спящего человека. Я слишком стара! Да полно мне, полно! Жертва просто отборная! Ей-то я и отдам свой собственный сон, ночной сон, о котором я так мечтала. И это…
Входит порывисто Марта.
Сцена восьмая
Марта. О чем вы опять размечтались? Вы забыли, что нам еще надо многое сделать?
Мать. Я думала об этом человеке. А вернее сказать, о себе.
