Впрочем, в следующем номере еженедельника 29 сентября была опубликована колонка министра иностранных дел РСФСР Андрея Козырева «Россия стремится на Запад». В ней Козырев, официально не исключая возможности сохранения Союза в какой-то форме, настаивал на невозможности любых пересмотров границ. «Отношения с бывшими и будущими союзными республиками целесообразно основывать на принципах, оправдавших себя в общеевропейском процессе, – нерушимость и открытость границ, права человека и национальных меньшинств, взаимовыгодное сотрудничество. Пожалуй, ни одному государству в мире история не оставила идеальных границ», – писал российский министр иностранных дел.
29 сентября со своим прогнозом в газете выступил Алексей Улюкаев, в недавнем прошлом министр экономического развития России, а ныне обвиняемый в уголовном деле по вымогательству взятки от «Роснефти» (в 1991 году он был политическим обозревателем «Московских новостей»). Он, в частности, писал об «обреченности» России на имперский характер государства, что, с его точки зрения, не означало обреченности на авторитарное правление. Далее же он выдвигал предположение, что Россия займет по отношению к прежним союзным республикам роль Советского Союза по отношению к странам СЭВ, а регионы РСФСР окажутся в той же позиции, что и Союзные республики в годы перестройки. «И так же, как в старом конфликте, возможно будет совместное выступление нескольких регионов против центра. Причем это, я думаю, не будет определяться политико-идеологическими характеристиками, – писал Улюкаев, – как демократическая Эстония, автократический Казахстан и тоталитарная Грузия критиковали Москву примерно с одних позиций, так теперь демократический Санкт-Петербург может иметь больше точек соприкосновения с консервативной Кубанью, чем с руководством федерации» («Найдется ли новый центр», МН, 29.09.1991).
Впрочем, главное, к чему призывал Улюкаев, – обеспечение единой макроэкономической стратегии. Она может быть разной степени продуманности и удачности. «Но если при имперской структуре есть центр, проводящий разумную и сильную экономическую политику, реформы пойдут. Найдется ли такой центр?» При некоторой несвязности и отсутствии четких предложений колонка Улюкаева вписывалась в общую установку, что российская власть должна сформировать эффективный центр и самостоятельно начать экономические преобразования.
6 октября в «Московских новостях» появилась еще одна статья о необходимости скорейшего оформления Россией своей государственности и превращения ее в новый центр для всего пространства бывшего Советского Союза – «Может ли выжить ельцинская Россия». Ее автором был Андраник Мигранян. «У победителей над путчистами хватило мудрости не покончить одним ударом с провалившимся центром. Но остатки его необходимы лишь для легитимной передачи власти в республики. И в первую очередь в Россию», – писал он. По мысли Миграняна, Россия должна сыграть роль «гаранта безболезненного роспуска империи», но для этого «обрести собственную историческую и юридическую легитимность», иными словами, выступить в роли теперь уже бывшей метрополии на общем пространстве. При этом Мигранян полагал возможным пересмотр границ с республиками, во всяком случае, считал границы предметом двусторонних переговоров. Роль новой России он также понимал однозначно: «В конце концов, Россия сегодня остается единственной великой державой в военно-политическом и экономическом отношениях на всем огромном евразийском пространстве. На нее естественным образом возлагаются функции по стабилизации этого пространства. Какие бы неприятные ассоциации и страхи ни вызывали подобные функции, важно понять, что великие державы объективно несут свое бремя. Никому в голову не приходит поставить под сомнение роль США в обеспечении стабильности в таких регионах, как Центральная Америка или Ближний Восток». Иными словами, Андраник Мигранян рисовал роль новой России, отвечающей за политику на постсоветском пространстве по примеру Англии и Франции, сохраняющих влияния в своей бывшей колониальной сфере. Будущее рисовалось как решение ответственной, но выполнимой задачи, результатом чего будет закрепление новой, но не менее важной перспективной роли Москвы на постсоветском пространстве.
Примечательно, что следующий номер «Московских новостей», вышедший 13 октября, наоборот, был тревожным и наполненным оценками вероятности новых попыток государственного переворота.
В частности, Евгения Альбац описывала опубликованный незадолго до этого документ Аналитического управления КГБ СССР под названием «Угроза безопасности и необходимость сотрудничества республик». Гарантией же от этого, как пишет Альбац, с точки зрения авторов записки, должно стать подписание республиками договора о создании системы коллективной безопасности, формирования четкой центральной власти, а также раздача собственности, чтобы создать заинтересованность в новой власти" ("Нас не предупредят, когда это случится", МН, 13.10.1991). Иными словами, приводимые Евгенией Альбац записки аналитического управления КГБ обрисовывали сценарий, соответствующий всем мрачным предапокалиптическим ожиданиям того времени. Иногда подобные сценарии полного развала страны, голода и гражданской войны становились в те годы материалами художественных произведений, подобных популярному тогда "Невозвращенцу" Александра Кабакова, однако на этот раз подобное подавалось не как фантазии, а как прогноз аналитиков государственной службы безопасности. Защитой от подобных страшных сценариев должно было стать выстраивание твердой централизованной власти под началом российских властей и раздача заинтересованным лицам государственной собственности.
В том же номере были статьи, рассматривающие готовность армии совершить новый переворот. "Что мешает армии еще раз отказаться что-либо делать, если будет проводиться "работа над ошибками" 19 августа? А что мешает ее среднему звену проследить, чтобы на этот раз всё было сделано профессионально?", – писали Владимир Губарев и нынешний директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин ("Армия после путча или накануне?", МН, 13.10.1991). Одновременно в другом материале предупреждали о возможности балканизации России и повторения сценария Югославии, переживавшей в этот момент острую фазу распада – имелось в виду образование блока военных и бывших коммунистов и начало вооруженной борьбы за сохранение единого государства ("Югославский синдром. Возможен ли он в Советской Армии?" МН, 13.10.1991).
Дальше "Московские новости" также продолжили рассматривать различные сценарии будущего, посвящая им отдельные номера. В частности, номер от 20 октября был посвящен рассмотрению темы выхода России из состава СССР. Характерно, что в данном номере также писалось о различных апокалиптических слухах. В частности, колонка заместителя главного редактора "Московских новостей" Степана Киселева "…из пены на губах ангела" начиналась со следующего пассажа: "Из источника, заслуживающего абсолютного доверия, стало известно, что на прошлой неделе в кулуарах Российского правительства обсуждался вопрос о возможности обмена ядерными ударами между независимой Украиной и РСФСР". Что бы ни стояло фактически за этой информацией, это показывает круг возможных тем для обсуждения в газетах в эти месяцы.
Одновременно, впрочем, в колонке Александра Кабакова "Солдатик, спаси!", опубликованной в том же номере газеты формулировалась позиция, которая до того казалась абсолютно неприемлемой на страницах "демократического" издания. Писатель говорил о необходимости армии вмешаться в гражданские конфликты на территории бывшего СССР и обоснованности поддержки такого решения со стороны Москвы. "Я помню, как мы – десятка полтора литераторов – позапрошлой зимой собирались на Чистопрудном бульваре демонстрировать у Иранского посольства против охоты на Салмана Рушди (…) Что-то не видно сегодня демонстраций на московской улице Палиашвили у грузинского представительства. Что-то не слыхал я о широких протестах относительно демонстрации и убийств в Карабахе (…) Боимся. Неловко как-то. Демократические россияне – стесняемся, что заподозрят в великодержавности, обзовут осколками империи, заклеймят", – писал Александр Кабаков. Там же он пишет о том, что ему стыдно как за то, что советские солдаты входили в Будапешт и Прагу, так и за то, что "теперь регулярные войска сидят в казармах, когда рядом неизвестно кем вооруженные люди убивают безоружных" (МН, 20.10.1991). Таким образом, роль военных на фоне обострения обстановки на постсоветском пространстве начала медленно пересматриваться – в том числе и теми общественными силами, кто прежде скорее страшился армии. Косвенно это также было связано с осознанием изменения роли России, а значит, и таких атрибутов государства, каким является армия.
