Выражение удивления все еще не покидало лица девушки, когда она ответила:
– Я с радостью расскажу вам все, что знаю, мсье, без всякого вознаграждения. Но пока не понятно, что именно от меня требуется. Боюсь, я не обладаю той информацией, в которой вы нуждаетесь.
– Думаю, мадемуазель, при желании вы вполне способны мне помочь. Только разрешите задать вам еще несколько вопросов. Согласны?
– Конечно.
– Тогда первый вопрос. Не могли бы вы описать ту машинку, которой вы пользовались до приобретения новой?
– Это был «Ремингтон» номер семь.
– Меня интересует несколько другое, – отреагировал Ла Туш, фиксируя в памяти новую подробность. – Я, разумеется, знаю, что речь идет о седьмой модели, поскольку с ней-то и возникли проблемы. Мне же надо выяснить, не имела ли та машинка каких-то изъянов или других особенностей, отличавших ее от других таких же.
– Нет, не думаю, – задумчиво ответила девушка. – Хотя были кое-какие дефекты. Например, изображение буквы S на клавише слегка развернулось вправо, а еще я заметила три царапины вот здесь, – и она в воздухе указала ладонью на боковую сторону воображаемой пишущей машинки.
– Значит, вы сможете узнать ту машинку, если увидите снова?
– Безусловно.
– А теперь припомните, пожалуйста, мадемуазель, какими были особенности шрифта. Возможно, дефекты букв, отклонения строки от горизонтали или нечто подобное?
– Ничего такого, что бы сильно бросалось в глаза. Машинка была уже старая и не современная, но все еще исправная. Правда, мсье Буарак считал иначе, но я придерживаюсь своего мнения.
– Что именно говорил об этом мсье Буарак?
– Он обвинил меня в небрежности. Но на самом деле все получалось совершенно нормально, а в некоторых мелочах уж никак не было моей вины.
– Я абсолютно в этом уверен, мадемуазель. Но, быть может, вы расскажете мне, что произошло?
– Здесь и рассказывать особенно не о чем. Мне поручили большую работу – длинный список спецификаций для завода насосов в Аргентине. Я закончила и, как обычно, положила материалы на стол мсье Буараку. Через несколько минут он вызвал меня и спросил, как я посмела дать ему на подпись столь неопрятно отпечатанный документ. Не понимая, в чем заключается неопрятность, я поинтересовалась, на что конкретно он жалуется. Мсье Буарак указал мне на совершенно незначительные дефекты – главным образом на неровность некоторых строк, на чуть размытые контуры двух или трех букв. Думаю, ни я сама, да и никто другой не обратил бы на это внимания.
Мсье Буараку пришлось объяснить, что причина не в моей небрежности. Просто машинку нужно было немного подновить. Но он обвинил меня в том, что я печатала, слегка нажимая на клавишу верхнего регистра, сама того не замечая, но, мсье Фанель, уверяю вас, я не делала ничего подобного. Когда я сказала об этом мсье Буараку, он сначала задумался, потом извинился и заявил, что мне необходима новая машинка. Он почти сразу позвонил в магазин, и в тот же день после обеда нам доставили «Ремингтон» десятой модели.
– А что сталось со старым седьмым номером?
– Тот же мужчина, который привез новую машинку, забрал старую с собой.
– И на этом ваш спор закончился.
– Да, закончился, мсье.
– Простите, если я ошибаюсь, но ведь вас уволили из-за какого-то недоразумения и разногласий с мсье Буараком, не так ли?
Девушка покачала головой.
– Вовсе нет, – ответила она. – Ничего подобного не было. Просто в следующий понедельник, то есть через два дня после переполоха с машинкой, мсье Буарак уведомил меня, что начинает реорганизацию офиса, и ему отныне нужно иметь одной машинисткой меньше. А поскольку я нанялась на работу позже остальных, то мне и предстояло уйти. Он сказал, что приступает к изменениям немедленно, и потому хотел, чтобы я подала заявление об уходе сразу же. Компенсируя отсутствие положенного предварительно уведомления, он велел выплатить мне вперед месячное жалованье, а потом написал великолепную рекомендацию, которая, кстати, у меня с собой. Мы с ним расстались вполне по-дружески.
В документе, показанном девушкой, говорилось:
Настоящим я имею честь и удовольствие засвидетельствовать, что мадемуазель Элоиза Ламбер работала в моей фирме стенографисткой и машинисткой в период с августа 1910 по 5 апреля 1912 года, полностью удовлетворяя всем требованиям, предъявляемым мной и моим управляющим. Она проявила себя аккуратной, трудолюбивой сотрудницей, в совершенстве владеющей своей профессией, обладая превосходными манерами в общении и безукоризненной дисциплиной. Она вынуждена покинуть нашу компанию по причинам, которые не зависят от нее, а лишь в силу сокращения нами штата работников. Я расстаюсь с ней с величайшим сожалением и готов с уверенностью рекомендовать ее любому будущему работодателю.
(Подпись): Рауль Буарак,
исполнительный директор.
– Рекомендация действительно весьма лестная для вас, мадемуазель, – прокомментировал прочитанное Ла Туш.
Он ненадолго вышел в соседнюю комнату апартаментов, служившую спальней, и прикрыл за собой дверь. Затем достал из блокнота образец почерка Буарака и сравнил подпись с той, что тот поставил под своими показаниями. Тщательный анализ удовлетворил его: подпись на рекомендательном письме была подлинной. Он вернулся к девушке и отдал ей документ.
– Спасибо, мадемуазель. А теперь не могли бы вы постараться припомнить кое-что еще? Не приходилось ли вам в последние дни работы печатать письмо несколько необычного содержания? О крупном выигрыше в государственную лотерею и об отправке денег в Англию в некой бочке?
– Нет, мсье, ничего подобного я не печатала, – ответила машинистка, откровенно пораженная таким вопросом.
Ла Туш пристально следил за ней и удостоверился, что у нее не возникло подозрений в правдивости его истории, и в том, за кого он себя выдавал. Однако странность его вопросов и дотошность сыщика могли позже породить у девушки подозрения. А потому, чтобы этого не случилось, он продолжил разговор о седьмой модели «Ремингтона». Спросил, не заметила ли она каких-либо признаков, что механизм кто-то втайне разбирал на части, а закончил заявлением: вероятно, в данном случае произошла ошибка, и подвергнувшаяся столь детальному обсуждению машинка не относилась к числу тех, которые интересовали детектива. После чего Ла Туш записал ее домашний адрес и вручил сто франков. Сперва для вида отказываясь, деньги она все же взяла.
– Но только никому ни слова, как договорились, мадемуазель, – напутствовал он машинистку на прощание.
Новая информация, полученная Ла Тушем, была, мягко говоря, интересна. Если история мадемуазель Ламбер правдива – а он не имел оснований подвергать ее слова сомнению, – то некоторые действия мсье Буарака требовали объяснения. Его обвинения машинистки в небрежности выглядели совершенно необоснованными, а весь эпизод выглядел как попытка найти благовидный предлог, чтобы избавиться от пишущей машинки. Кроме того, поспешное увольнение машинистки не могло быть вызвано реорганизацией работы офиса. В таком случае любой начальник обязан предоставить сотруднице возможность продолжать работу еще по меньшей мере месяц. Ненормальность ситуации еще более выдавал тот факт, что Буарак нашел ей замену буквально на следующий день. Расплачиваясь по счету в отеле, Ла Туш размышлял так: быть может, он делал слишком поспешные выводы и проявлял излишнюю подозрительность, информация, бесспорно, заслуживала более тщательной и детальной проверки. Он вызвал такси и попросил отвезти его в самый крупный магазин пишущих машинок фирмы «Ремингтон», рассчитывая, что именно там приобретал технику Буарак.
