– Отойдите, – прошептал он.
– Что вы будете делать?
– Разобью несколько голов, – ответил он.
Он пробрался обратно к развалинам офиса военной полиции и нашел там лом и кусок железной трубы – оружие для обеих рук. Затем он проскользнул вперед, приближаясь к бандитам так тихо, как только мог.
– Грязный нигер! – крикнул один из мужчин, всаживая ботинок жертве в живот. – Я убью каждого проклятого нигера в этом городе!
– Вытряхни из него душу! – крикнул другой.
Как только Томми понял, что он оказался достаточно близко, чтобы добраться до них, не спугнув, он бросился в стремительную молчаливую атаку. Хулиганы заметили его, но было уже поздно. Томми весь свой вес вложил в железо, которое держал в руках, и ворвался в группу бунтовщиков. Лом прилетел одному из хулиганов в челюсть. Труба обрушилась на голову другому. По инерции Томми продвинулся еще на десяток футов, прежде чем смог с заносом остановиться и развернуться, чтобы броситься к оставшимся двоим.
Они стояли, ошарашенные, и смотрели на своих павших товарищей, от которых теперь помощи не дождешься. Впрочем, прежде, чем Томми добрался до них, они успели подготовиться к обороне. Один выхватил нож, другой схватил кирпич. Сперва Томми бросился на того, у которого был кирпич, обезоружил его и мгновенно развернулся, чтобы добраться до второго. Нож воткнулся Томми в бок, прежде чем он закончил разворот. Боль от ранения пронзила его, но Томми совладал с собой и проигнорировал ее, зацепив шею своего противника ломом, рывком увлек его вперед и ударил трубой в лицо. Обломок кирпича задел плечо Томми, толкнув его вперед, но хулиган, бросивший его, промахнулся мимо головы, стало быть, Томми не составило труда развернуться и обрушить на этого дурака серию ударов, которые переломали тому плечо и предплечье.
Когда все четверо разбойников были повержены, Томми выронил свое оружие, которое звякнуло о землю, и торопливо ощупал рану. Она сильно кровоточила, но жизни не угрожала. Лезвие проткнуло мышцу в районе пояса, но не вошло в брюшную полость.
Жертва стонала на земле, и Томми опустился на колени, чтобы осмотреть мужчину. Бедняга был в сознании, но его чуть не убили. Челюсть и скулы были сломаны, как и кости возле глазниц, из одного уха текла кровь. Томми был уверен, что мужчине сломали несколько ребер и, возможно, его внутренние органы тоже были повреждены.
– Он жив? – спросила Аделина, подбежав ближе.
– Едва-едва, – ответил Томми.
Мужчина что-то прошептал, но Томми не мог расслышать, что именно. Он склонился ближе.
– Что такое, дружище?
– Твид… – произнес мужчина, задыхаясь. – Я работаю… на Твида.
– Твид? – переспросил Томми. – Уильям Твид?
Мужчина кивнул, его голова сместилась буквально на дюйм.
– Тридцать шестая улица, – сказал он. – Пятая и Шестая…
– Пятая и Шестая авеню? – уточнила Аделина.
– Думаю, да, – сказал Томми. – Думаю, это адрес.
– Нужно отнести его туда, – сказала Аделина.
– Ему нужно в больницу, – сказал Томми. – И быстро.
– Нет, – Аделина помотала головой. – По-моему, нужно его послушать. Думаю, он знает, что ему нужно.
– Ладно, – сказал Томми, снова заговорив со стариком. – Как тебя зовут, дружище?
– Авраам, – прошептал тот.
– Авраам, я попробую тебя посадить, – Томми взял старика под мышки. – Наверняка будет больно. Ты готов?
Авраам снова кивнул. Томми поднял его со всей осторожностью, на какую был способен, но Авраам стонал все время, пока его приводили в сидячее положение.
– Держите его, – сказал Томми Аделине.
Она встала на колени и обхватила Авраама, как будто обняла, удерживая его, пока Томми склонился впереди, подставив спину.
– Теперь, – сказал он, – Аделина, осторожно поднимите его руки, обе сразу, и положите их мне на плечи.
Авраам стонал позади него, а затем одна из рук старика оказалась за головой у Томми, возле уха. Томми поднялся и схватил ее так, чтобы она не упала вниз, заметив, что костяшки у старика были разбиты и кровоточили. Он принял бой.
Авраам снова застонал, и Аделина поместила вторую его руку на плечо Томми. Тот схватил ее, а затем осторожно потянул обе руки Авраама вперед, пока не ухватился за его локти, удерживая руки старика вокруг своей шеи.
– Не бойся, ты меня не задушишь, – сказал Томми. – Держись крепко.
Затем он тряхнул головой и сказал Аделине:
– Боже, ему будет больно, если у него сломаны ребра.
Поднимаясь и пытаясь встать на ноги с Авраамом на спине, Томми ощутил острую боль от ранения, будто его снова ударили ножом. Он вздрогнул и захрипел. Аделина это заметила.
– Что случилось? – спросила она. – Вы… Господи, да вы ранены!
– Со мной все в порядке, – сказал он сквозь стиснутые зубы. Ему еще предстояло нести человека на спине через семь кварталов.
– Но у вас кровь идет!
– Все в порядке, – сказал Томми. – Поверьте, я знаю, что такое раны.
Он согнулся в поясе под углом, рассчитывая уменьшить давление на руки Авраама и облегчить боль старика. Затем он двинулся обратно к Бродвею, после – к Шестой авеню, потом – к жилым кварталам, с каждым шагом делая над собой усилие. Томми был сильным и знал это, но также знал и пределы своих возможностей. Две драки за два дня, бессонная ночь и ножевая рана. Скоро он поймет, это ли его предел.
Глава 18
Дубина наблюдал за горящим городом с вершины церковной колокольни на Пятой авеню. После победы над ассасином он явился сюда с похищенной реликвией, чтобы дождаться заката, когда он сможет доставить кинжал Великому магистру. Дубина собирался полностью погрузиться в волнения этого дня, но только после того, как получит свою награду – он не отваживался идти и на малейший риск, чтобы не потерять ее.
Со своего местоположения в двух сотнях футов над улицами он наблюдал, как толпа разворачивает над городом красное полотно огня, крови и страха. Глядя на это все, Хавьер чувствовал себя исключительно беспомощным. Он хотел бы сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить случившееся, но не решался покинуть колокольню, помня о предупреждениях Монро насчет десинхронизации. Теперь, когда частица Эдема была у Дубины, Хавьер не рискнет разрушить все, ради чего они пришли в эту симуляцию. Вместо этого он мог лишь наблюдать и переживать удовлетворение, которое Дубина испытывал от хаоса и разрушения, которые произошли в том числе и при его участии.
Большинство из погромов были спланированы и воплощены в соответствии с замыслом. Оба офиса начальства военной полиции – один на Бродвее, другой на Третьей – были сожжены прежде, чем успели объявить призыв. В конце концов, это и было главной причиной протестов, которые переросли в бунт, которого Дубина ожидал, даже раньше, чем он мог подумать.
