Увлекшись воспоминаниями, он пропустил нужный поворот на Юниверсити-авеню. Вместо того чтобы развернуться, Вон проехал по Джефферсон-Парк-авеню и свернул на Вест-Мейн. Каникулы были в разгаре и, как летом в детстве, Шарлоттсвилль дремал, измотанный долгим учебным годом, и пытался отоспаться, прежде чем сюда через несколько недель вернутся двадцать тысяч студентов…
Справа – быстрее, чем он ожидал – выросла белая кирпичная стена закусочной «Голубая луна». Гибсон завернул на небольшую парковку, расположенную вдоль здания, и несколько минут не выходил из машины, раздумывая над тем, что ему предстояло сделать…
Они не виделись с тетей с тех пор, как началось расследование. Миранда взяла его к себе после смерти отца. Справедливости ради стоило отметить, что он не проявил себя благодарным ребенком. Она с пониманием относилась к бурным переменам в его настроении и плохому поведению – так, как могла бы поступить только та женщина, которая уже имела опыт воспитания несовершеннолетних сыновей. Он же ответил на эту доброту тем, что навлек на ее дом агентов ФБР с обыском…
Во время судебных разбирательств контакты с тетей были довольно ограниченными и холодными. Винить ее было не в чем, но тогда, молодой и обозленный, Гибсон почему-то ненавидел ее…
Судебные издержки коснулись состояния его отца, и последнее письмо тете он написал, когда продавался дом. Понадобилось время, чтобы найти покупателя, и приближалась церемония выпуска на Пэррис-Айленде. Именно тогда Вон неожиданно получил от нее конверт. С чеком внутри. Никаких сопроводительных записок не было, и он не стал отвечать. В конечном счете он использовал эти деньги в качестве первого взноса за дом, в котором теперь жили Николь и Элли…
Гибсон не знал, чего ожидать от предстоящей встречи, и понял, что в голове у него сохранились лишь детские воспоминания о тете. Он, по сути, не знал, что она за человек. Для него она была просто тетей Мирандой, которая заботилась о нем и следила за тем, чтобы он не голодал, когда отец уезжал из города. Как бы там ни было, твердил себе Гибсон, она сделала больше, чем большинство могло бы сделать на ее месте. Он потерял отца, но и она потеряла брата. И все-таки он до конца не понимал, что Дюк Вон значил для своей сестры. Будь он до конца честен с собой, то не поехал бы в Шарлоттсвилль хотя бы из упрямого желания избежать этой встречи…
Закусочная «Голубая луна» изменилась. Наверное, ему не стоило этому удивляться, но он все же удивился. Прошло десять лет, даже больше, здесь сменился управляющий, а с ним – и штат официантов, и кое-что в интерьере. Ему вдруг стало грустно за заведение, в котором они с отцом проводили немало времени.
Его плеча коснулась молодая белая женщина с татуировками на обеих руках. Это была одна из официанток. Она попросила его выбрать себе место. Вон расположился в кабинке поближе к входу. Оттуда было удобно наблюдать за новыми посетителями, и он надеялся, что не пропустит Миранду.
Гибсон подумал, что новые владельцы проделали хорошую работу по поддержанию изначального духа этого заведения, но его отец, конечно, выразил бы презрение к большинству здешних перемен…
Дюк Вон был прогрессивным на многих поприщах, но по некоторым вопросам – таким, как закусочные – он оставался явным консерватором, сторонником застарелого подхода. Взять хотя бы пластинки и диски, заполняющие подоконники, или пиво и спиртные напитки, выставляемые здесь на продажу. Ничто из перечисленного не укладывалось, по мнению Дюка Вона, в атрибуты классических американских закусочных. График вечерних выступлений певцов наверняка вызвал бы у него недовольное ворчание. «В закусочных не бывает никаких певцов!» – воскликнул бы его отец. И меню, в котором были такие пункты, как шашлык из горной форели и сэндвич с курицей «тандури», почти наверняка вызвало бы презрение Дюка Вона.
«Шашлык из форели… Звучит неплохо», – подумал Гибсон, возвращая меню официантке.
Его мысли обратились к Билли, Хендриксу и Дженн. Жив ли кто-нибудь из них? Джордж Абэ… Кирби Тейт… Терренс Масгроув… Сколько жизней связано в гордиев узел одной-единственной пропавшей девочкой! По поводу собственной безопасности Гибсон отнюдь не тешил себя иллюзиями. Но для него важнее всего был его отец. Это был вопрос, на который он должен ответить прежде, чем решиться на следующий шаг. Какой бы ужасной ни оказалась правда, Гибсон знал, что сомнения и неизвестность могут довести его до безумия. Что привело отца к само-убийству? Он почти явственно чувствовал, как подозрения сжимают его горло мертвой хваткой. Гибсон молил бога, чтобы встреча с тетей помогла ему разобраться и вновь обрести уверенность в себе…
В закусочную вошла Миранда Дэвис. Вон встал, чтобы поприветствовать ее, хотя толком и не знал, как это сделать. Его тетя сама решила эту незамысловатую загадку и заключила племянника в свои крепкие объятия. Когда они разомкнули руки и посмотрели друг на друга, глаза у обоих были влажными.
Годы обошлись с Мирандой милосердно. Она, конечно, постарела, но не потеряла ни капли своей прежней живучести. Ее высокое худощавое тело, закаленное годами тренировок и даже шестью марафонскими забегами, выглядело почти таким же, как раньше. Только цвет волос изменился.
– Мне нравятся твои волосы, – сказал он.
– Знаешь, я устала от седины. Билл считает, что рыжей я выгляжу симпатичнее.
С мужем они прожили вместе уже больше тридцати лет. Гибсон ни разу не слышал, чтобы Билл говорил о чем-нибудь, кроме спортивных состязаний университетских команд и своей обожаемой супруги. Обо всем остальном говорила Миранда.
– Он прав. Ты выглядишь просто великолепно.
Улыбнувшись, тетя шутливо отмахнулась.
– Ну, вам, мужчинам, лучше знать. Спасибо, конечно… Господи, Гибсон! Нет, ну надо же! Сколько прошло времени! – Она замолчала. – Наверное, я все-таки допустила ошибку…
– Нет, – произнес Вон со страстью, которая удивила его самого. – Я был сущим дерьмом, тетя.
– Ты был ребенком, – поправила она его. – А я – взрослой. Мне следовало вести себя иначе.
– Прости, – сказал он.
Тетя накрыла его руку своими руками.
– Я так рада, что ты позвонил…
– И я тоже.
– Господи, да что это мы? – вдруг спохватилась она. – Ты надолго приехал сюда? Билл хотел с тобой повидаться.
Гибсон ответил, что уезжает сегодня вечером. На лице Миранды отразилось разочарование, и он пообещал, что, как только у него будет время, он обязательно навестит их.
– У меня есть дочь.
Он сказал Миранде об Элли и о Николь. Тетя задавала вопросы, и Гибсон рассказывал ей о своей жизни как мог, пытаясь сохранять этот рассказ оптимистичным. Он был удивлен тем, сколько же все-таки хорошего произошло в его жизни, и тем, как это здорово, когда рядом есть человек, который готов это слушать.
– Надеюсь познакомиться с ней как-нибудь, – сказала Миранда.
Он пообещал, что скоро привезет дочь к ней в Шарлоттс-вилль. Это вызвало еще одну порцию слез и причитаний. Потом она улыбнулась сквозь слезы.
