– Разве это имеет значение?
– Сюзанна была беременна. Тот ребенок… от моего отца?
– Ты действительно хочешь знать? Это успокоит тебя?
Гибсон не знал.
– Пожалуйста, скажи.
Человек на мгновение задумался. Он сунул руку в карман и вытащил листок бумаги. Потом осторожно развернул его, как будто боясь увидеть то, что там написано.
– Что бы ты там ни увидел, не говори мне и не показывай это на своем лице. Помни о людях наверху.
Гибсон кивнул, и человек повернул к нему развернутый листок. Гибсону понадобилось немало усилий, чтобы сосредоточиться и понять то, что он читает. Запись представляла собой результат теста на отцовство. Он разглядел три колонки: «Сюзанна Ломбард», «Ребенок», «Отец» (предполагаемый). Ниже шли ряды сдвоенных чисел, смысла которых Гибсон не понял. А в самом низу была надпись:
Предполагаемый отец не исключается в качестве биологического отца тестируемого ребенка. На основании теста, полученного из анализа локусов ДНК, вероятность отцовства составляет 99,9998 %.
Но именно следующее предложение и все, что из него вытекало, ревом отдалось в его ушах. Перед глазами за одно мгновение пронеслась вся его жизнь. А потом все разом рухнуло. О боже! Бедный Медвежонок…
Бенджамин Ломбард не исключается в качестве биологического отца и считается отцом Джейн Доу
[22].
Сверху донесся треск взламываемой двери и чьи-то тяжелые шаги. Человек моментально сложил листок бумаги и спрятал его. Гибсон перехватил его взгляд. Какую бы маску он ни носил, чтобы не выделяться среди других, но на мгновение она все-таки упала; а под ней скрывалось что-то отталкивающее, отвратительное. Что-то древнее и бесконечно жестокое. То, что, как любят утешать себя люди, давно вымерло, растворилось в прошлом. Но этот человек все это в себе сохранил…
– Гибсон! – окликнул его женский голос.
Дженн?
Он попытался позвать ее, но табурет опрокинулся на пол, и он снова умирал, повиснув в воздухе и провожая остатки сознания…
Когда Гибсон пришел в себя, то понял, что лежит на спине в подвале. Рядом, опустившись на колено, склонилась Дженн Чарльз.
– Вы схватили его? – спросил он, превозмогая боль.
– Кого? – недоуменно переспросила Дженн. – Здесь никого нет, кроме нас.
– А там, наверху? – спросил он, вспомнив об ужасных угрозах в адрес жильцов.
– Они в порядке. С ними сейчас Хендрикс. Ты как себя чувствуешь?
Вон засмеялся и тут же зарыдал, издав хриплый вопль облегчения и отчаяния.
– Что здесь произошло? – взволнованно спросила Дженн.
Но разум сжалился над Гибсоном и отключил его. Потеряв сознание, он ничего не смог ответить…
Часть 3. Джорджия
Глава 42
Гибсон проснулся в двуспальной постели, чувствуя себя как после ночевки в аду. Он словно умер в жутких муках, но потом снова ожил.
Вон попробовал перекатиться на бок, но не смог. Бросив эти попытки, он лежал неподвижно. Ему казалось, что его привязали за руки и ноги к четырем машинам, которые потом рванули в разные стороны…
Зашел Хендрикс с бутылкой воды и помог ему сделать несколько глотков. Даже эти ничтожные усилия напрочь истощили Гибсона, и он снова погрузился в сон.
Прошло три дня, прежде чем Вон смог принимать детское питание, которым его кормила с ложки Дженн, – и еще пять, прежде чем смог сидеть без посторонней помощи. Когда он говорил, его голос воспринимался как дрожащий, болезненный скрежет. Хендрикс стал называть его Томом Уэйтсом
[23], а Гибсон, вместо того чтобы говорить, предпочитал писать.
Утром восьмого дня пребывание в мире живых больше не походило на самую плохую мысль в его голове. Сидя на кровати, он качал ногами и набирался сил для такой геракловой задачи, как самостоятельное посещение туалета. Гибсон медленно встал, поставил одну ногу перед другой – и засеменил, как старик. Его остановило отражение в зеркале ванной комнаты. Он и выглядел стариком с искалеченным лицом нераскаявшегося алкоголика. Его десятидневная щетина не могла скрыть ужасную серовато-багровую гематому на горле, от одного уха до другого. Вон провел по ней пальцем и подумал о том, насколько же близко он был тогда от смерти…
Что они собирались теперь делать?
Гибсон включил горячую воду и долго стоял под душем. Медвежонок открыла глаза. Она лежала в постели. Было поздно, и она наблюдала за полоской света под дверью. Следила за скачущими тенями. Едва дышала…
Гибсон пытался вытряхнуть этот образ из своей головы. Это привлекло внимание Медвежонка, и теперь она посмотрела на него. Она что-то просила. Он хотел спросить, как Ломбарду это удалось. Как он заставлял ее молчать. Но он знал: это был ужасный эмоциональный шантаж, который ее отец использовал, чтобы изолировать ее от всех. И управлять ею…
Но у тебя ничего не вышло, сукин ты сын. Все это время Медвежонок планировала свое бегство с Билли Каспером. И потом Гибсон вдруг понял: не было никакого Тома Б.! Медвежонок сама все придумала. Придумала вымышленного отца для своего будущего ребенка на тот случай, если у нее не получится. Ей нужна была правдоподобная история, чтобы объяснить ее беременность – защитить ребенка. Защитить ее мать. Возможно, даже в какой-то мере защищать отца. И все это взять на себя. Как она смогла найти в себе столько сил?
Гибсон осторожно оделся, ворча от боли. Его сумка лежала на дальнем конце кровати, и он покопался в ней. Ноутбука не было. Не нашел он и отцовскую флешку. Но пистолет Билли, бейсболка «Филлис» и «Братство кольца» оказались на месте. Он также нашел фотографию беременной Сюзанны, сидящей на диване. Беременной ребенком воображаемого «Тома Б.».
И тут ему в голову пришла сумасшедшая мысль. Он начал судорожно перелистывать страницы книги. В обратном порядке, к самому началу. Это заняло пару минут, но Гибсон отыскал интересующий его абзац и тут же прочитал вслух знакомые слова:
– Эй, мои маленькие приятели, куда вы бежите, отдуваясь и пыхтя? В чем дело? Вы знаете, кто я? Я Том Бомбадил. Расскажите, что случилось! Том торопится
[24].
Слезы покатились по его щекам, но он все-таки улыбнулся. Это был восторг с примесью отчаяния. А на полях оранжевой ручкой было написано:
