– Тогда говори быстрей эти правила! – заторопил я Снежку.
– Во-первых, у тебя должен быть помощник. Секундант называется… Им буду я. Я тебя провожу на дуэль и буду следить, чтобы всё было по правилам. Надо только купить бинты, вату и зелёнку.
При упоминании о бинтах и зелёнке я немного затосковал, но пересилил тоску, а Снежка продолжала:
– Во-вторых, сейчас я позвоню Вале, и она скажет, как вызывают на дуэль. – Снежка пошла и набрала Валин номер. – Валя? Это я. Скажи, пожалуйста, как вызывают на дуэль? Очень нужно. Да! Говорю нужно. Так… так… И всё? Он очень плохой человек… Мы ещё не знаем, какое оружие. Пока!
– Ну что? – спросил я, когда Снежка вернулась в комнату.
– Валя сказала, что сначала нужно бросить перчатку. А потом выбрать оружие. У тебя есть перчатки?
– Нет, я ношу только варежки, – сказал я и вспомнил, как каждую зиму мечтал поскорей стать взрослым, чтобы ходить в перчатках и иметь побольше свободных пальцев.
– Варежки некрасиво бросать. Нужно перчатки. Неужели у вас дома нет ни одной перчатки? – удивилась Снежка.
И тут, хотя мне очень не хотелось этого делать, я достал из шкафа новые японские перчатки в прозрачном мешочке, которые мама подарила папе, и спросил:
– По правилам нужно две кидать сразу или одну?
– Одну, – сказала Снежка. – Красивая какая перчатка! Боишься, что попадёт?
– Ничего я не боюсь, – сказал я. – А обратно можно потом забрать перчатку?
– Ты что? Ни за что! – воскликнула Снежка.
И я, не раздумывая, перерезал ножницами шёлковый шнурочек, соединявший перчатки, о которых давно мечтал папа, и одну спрятал в карман.
После этого я принёс из ящика с игрушками духовой пистолет – он стрелял палочкой с чёрным резиновым набалдашником – я сказал:
– Нужно намазать эту резинку чернилами или чем-нибудь вонючим. Лучше рыбьим жиром. Я попаду Рудику прямо в лоб. Смотри!
Я встал у окна, прицелился, нажал курок, и набалдашник прилип к кружку на обоях.
– Не очень мне это нравится, – сказала Снежка.
– Тогда вот две рогатки.
– Не знала я, что ты мальчишка с двумя рогатками! Это не ты, случайно, пробил камушком в том году мой самый красивый шар? И он лопнул на балконе, – сощурив глаза, спросила Снежка.
И мне пришлось давать честное первоклассное, что это не я и что я вообще ни разу не подбивал ни надувных шаров, ни голубей, а воробьев, наоборот, спасал. Рогатки же я нашёл и просто так положил.
– Рогатки не годятся. А если ты ему глаз выбьешь? – сказала Снежка.
– Тогда давай я его вызову плеваться. Я плюю дальше всех в нашем дворе, – предложил я и хотел точно плюнуть с порога в форточку.
Но Снежка меня остановила:
– Ладно. Сначала пойдём вызовем его на дуэль. А чем драться, потом придумаем. Пошли к нему в квартиру. Как он откроет дверь – ты сразу бросай ему под ноги перчатку. Вот так. И говори: «Ты негодяй, негодяй! Я вас вызываю на дуэль, потому что вы украли мою любимую собаку». Понятно?
– Понятно, – тихо сказал я и вздохнул, теребя перчатку.
И мне вдруг так расхотелось уходить из нашей квартиры, не дождавшись мамы и папы, и вкусного обеда, и футбольного матча по телевизору. А вдруг я сюда никогда, никогда больше не возвращусь?.. И навсегда покину Кыша…
И как только я подумал о Кыше, с меня как рукой сняло и грусть и страх.
– Пошли! – сказал я Снежке и первым вышел из квартиры.
Мы поднялись по лестнице к квартире Рудика. Я набрал в грудь побольше воздуха, позвонил и отошёл на шаг, размахнувшись перчаткой. В квартире, кроме залаявшей Геры, никого не оказалось. Но я не обрадовался, что дуэль откладывается, а ещё больше разозлился.
Я предложил пойти искать Рудика. Снежка согласилась.
Только перед тем как уйти, мы попили чаю, съели плавленый сырок «Дружба» и полбулки с колбасой, которую утром в мой портфель положила мама.
Потом Снежка взяла с книжной полки альбом Москвы и нашла картинку с памятником Пушкину. И мы долго на него смотрели.
– А может, он стоит и думает: «Зря я тогда на дуэль пошёл… Лучше бы сидел себе дома и писал продолжение «Золотого петушка», – предположил я.
– Пушкин так не мог думать, – сказала Снежка. – Наверно, это ты так думаешь.
Ничего на это не ответив, я одел на Кыша новенький ошейник.
«Рр-ы, – сказал Кыш, помотав головой, – не люблю ходить в новом!»
– А я, думаешь, люблю? – спросил я.
56
Потом мы вышли из дому искать Рудика. Во дворе никто из ребят не мог сказать, где он.
– Может быть, он в «Стекляшке»? Пойдём в сквер, – предложил я.
В нашем сквере недавно построили кафе-мороженое. «Стекляшкой» его называли из-за стеклянных стен. Мы с мамой два раза ели там пломбир и пили газировку.
Мы подошли к «Стекляшке». Там было много народа и играл музыкальный автомат.
– Вон он! – сказал я, сжав Снежке руку, и у меня в глазах потемнело от обиды и злости.
Не выручи мы Кыша, ему сейчас делали бы уколы и отрезали лапы, а Рудик сидел бы, положив ногу на ногу, в «Стекляшке» и на вырученные за Кыша деньги лопал пломбир!
Из-за того, что у меня потемнело в глазах, я не сразу догадался, что напротив Рудика сидит Оля. Она смотрела в нашу сторону. Но я заметил, что взгляд у неё какой-то невидящий.
«За Пушкина отомщу! И за тебя, Кыш! И за тебя, Оля!» – подумал я.
– Ну, иди! – дрогнувшим голосом сказала Снежка. – Я подержу Кыша. Только не бойся.
Я передал ей поводок, достал из кармана папину перчатку и пошёл вызывать Рудика на дуэль.
Но у дверей помедлил.
Не потому, что струсил, а потому, что представил снежную холодную поляну у Чёрной речки и напротив себя красавца Рудика в царском мундире с золотыми погонами. А я как был в школьной форме, так и остался. Только на голове у меня такая же шляпа, как у Пушкина… Вот Рудик идёт на меня, растянув в ехидной улыбке тонкие злые губы, поднимает наган, прицеливается… Метёт, завывая, метель… Сквозь её завывание я слышу тревожный голос мамы:
«Алёша! Сию секунду марш домой!»
И папин спокойный голос:
«Ты что, захотел попасть в вакуум?»
Но я отвечаю и им, и всем:
«Мама, папа и Снежка! Не бойтесь! Я всех вас люблю и победю!.. И побежу!..»
А Рудик в золотых погонах уже совсем близко, и тут я делаю выстрел.
Палочка с резиновым набалдашником, измазанным вонючим рыбьим жиром, перемешанным с клеем и чернилами, попадает Рудику прямо в лоб! Ура! Ура!
