Из «Святилища» Фолкнера Чейз позаимствовал только сюжет; нравственная атмосфера в этих двух книгах разная. Чейз черпает из других источников, и этот конкретный случай заимствования имеет лишь символический смысл. Что он символизирует, так это вульгаризацию идей, происходящую постоянно, но в век печатной периодики, наверное, гораздо стремительней. Чейза называли «Фолкнером для масс», но точнее было бы назвать его Карлейлем для масс. Он популярный писатель – в Америке таких много, в Англии они еще редкость, – который уловил то, что модно сейчас называть «реализмом» и что на самом деле выражает доктрину «кто силен, тот и прав». Восхождение «реализма» стало знаменательной чертой интеллектуальной истории нашего века. Почему – вопрос сложный. Взаимосвязь между садизмом, мазохизмом, поклонением успеху, поклонением силе, национализмом и тоталитаризмом – огромная тема, границы которой лишь смутно намечены и само упоминание которой считается бестактным. Первый пришедший в голову пример: полагаю, никто никогда не указывал на садистские и мазохистские элементы в творчестве Бернарда Шоу. А тем более не предполагал, что это имеет отношение к восхищению, которое Шоу испытывал по отношению к диктаторам.
Фашизм часто весьма вольно уравнивают с садизмом, но почти всегда это делают люди, которые не видят ничего предосудительного в совершенно рабском поклонении Сталину. Конечно, нельзя не признать, что бесчисленное множество английских интеллектуалов, лижущих задницу Сталину, ничем не отличаются ни от меньшинства тех, кто отдает свою преданную любовь Гитлеру или Муссолини, ни от сторонников эффективности, проповедовавших «натиск», «энергию», «сильную личность» и призывавших «учиться быть человеком-львом» в двадцатые годы, ни от старшего поколения интеллектуалов, Карлейля
[108], Кризи
[109] и прочих, поклонявшихся силе и результативной жестокости. Важно отметить, что культ силы имеет обыкновение смыкаться с любовью к жестокости и злодеянию как таковым. Тираном восхищаются тем больше, если он оказывается еще и кровавым злодеем, и лозунг «цель оправдывает средства» зачастую на самом деле означает «средства оправдывают себя сами, если они достаточно грязны». Эта идея окрашивает мировоззрение всех поклонников тоталитаризма, и на ней основывается, например, восторг, с каким многие английские интеллектуалы приветствовали нацистско-советский пакт. Это был шаг, лишь сомнительно полезный для СССР, но абсолютно аморальный, и именно поэтому вызывавший восхищение; объяснения этому, многочисленные и наверняка противоречивые, вероятно, еще последуют.
До недавнего времени типичные приключенческие произведения в англоговорящих странах были историями о герое, который борется наперекор всему. Так было всегда, начиная с Робин Гуда и заканчивая Моряком Попаем. Едва ли не главным мифом западного мира является герой сказки «Джек – убийца великанов». Но, осовременив этот миф, следовало бы переименовать героя в Джека – убийцу карликов. Уже существует обширная литература, которая учит – либо открыто, либо подспудно – принимать сторону большого человека против маленького. Большая часть того, что пишут теперь о международной политике, – это просто вышивка по тому же полотну, и уже несколько десятилетий такие заповеди, как «играть честно», «не бить лежачего» и «соблюдать правила», неизменно вызывают ухмылку у человека с претензиями на интеллектуализм. Что представляется сравнительно новым, так это то, что укоренившийся принцип, согласно которому (а) правый есть правый, а неправый есть неправый, независимо от того, кто побеждает, и (б) слабость следует щадить, тоже исчезает из массовой литературы. Когда примерно в двадцатилетнем возрасте я впервые прочел романы Д.Г. Лоуренса, я был озадачен тем фактом, что в них не было никакой классификации персонажей на «хороших» и «плохих». Лоуренс, казалось, всем им симпатизирует почти одинаково, и это было столь необычно, что у меня возникло ощущение, будто я потерял ориентацию и заблудился. Сегодня никому не придет в голову искать в серьезном романе героев и негодяев, но в литературе, рассчитанной на массового потребителя, читатель все еще ожидает резкого разграничения между правым и неправым, между законным и незаконным. Обыватели в целом еще живут в мире абсолютного добра и абсолютного зла, от которых интеллектуалы давно уже отказались. Но популярность романа «Нет орхидей», а также американской литературы и журналов, которым отсутствие такого разграничения свойственно, показывает, сколь стремительно обретает почву доктрина «реализма».
Были люди, которые по прочтении романа «Нет орхидей» говорили мне: «Это чистый фашизм». И это верное определение, хотя книга не имеет ни малейшего отношения к политике и очень малое – к общественным и экономическим проблемам. Она имеет такое же отношение к фашизму, как, скажем, романы Троллопа имели к капитализму девятнадцатого века. Это мечта, свойственная тоталитарному веку. Воображаемый мир гангстеров Чейза, в сущности, представляет собой дистиллированную версию современной политической сцены, где такие действия, как бомбардировки мирного населения, взятие заложников, пытки с целью добиться признания, тайные тюрьмы, казни без суда, избиения резиновыми шлангами, утопление в выгребных ямах, систематическая фальсификация документов и статистики, предательство, подкуп и измена родине, считаются нормальными, морально нейтральными и даже достойными восхищения деяниями, если совершаются они масштабно и смело. Средний человек прямо политикой не интересуется, и ему хочется, чтобы текущие мировые события были переведены в книге в форму простого рассказа о конкретных людях. Его могут заинтересовать Слим и Феннер
[110], но не ГПУ и гестапо. Люди обожают власть в той форме, в какой способны ее понять. Двенадцатилетний мальчик обожает Джека Демпси
[111]. Взрослый человек из трущоб Глазго – Аль Капоне. Честолюбивый студент коммерческого колледжа – лорда Наффилда
[112]. Читатель журнала «Нью стейтсмен» – Сталина. Между этими категориями граждан есть разница в интеллектуальной зрелости, но не в моральных устоях. Тридцать лет назад герои популярной литературы не имели ничего общего с гангстерами и детективами мистера Чейза, и идолы английской либеральной интеллигенции тоже были сравнительно симпатичными фигурами. Между Холмсом и Феннером, с одной стороны, и между Авраамом Линкольном и Сталиным – с другой пролегают одинаково глубокие пропасти.
