Я чуть не присвистнул, увидев гаджет на запястье длинного: «Ничё так ребята подготовились, серьёзно к делу подошли: проги специальные для маршрутизаторов написали. Здесь тебе и датчик жизненных форм, и счётчик Гейгера потрескивает, и карты “Зоны” имеются, и диктофон, и рация, чтоб со своими при случае поговорить. Молодцы!»
Я почувствовал, как постепенно проникаюсь всё большим уважением к ярым фанатам и поклонникам игры, не жалеющим свободного времени и сил ради полного погружения в выдуманный мир. «Жаль, слишком поздно я понял, какой это кайф. Столько лет я почти безвылазно провёл в городских джунглях, перемещаясь из ночных клубов домой, а оттуда на работу. Здесь же такой драйв, такой выброс адреналина, если поверить в реальность происходящего. А ведь, по сути, это тот же туристический поход, – думал я, – только с примесью какого-то первобытного азарта, ну и пострелять можно. А как же без этого? Хоть по банкам, хоть по воронам. Просто так с собой оружие таскать, что ли?»
Я только собрался ответить Шпале, что ни бельмеса не смыслю в электронике, как в разговор вклинился бородатый, приглашая всех на обед.
– Потом поговорим, – шепнул тощий, одёргивая рукав.
Мы подобрались ближе к потрескивающему костру, от которого волнами расходилось тепло. Хоть и лето стояло на улице, в лесу было довольно прохладно и промозгло. К тому же с неба заморосил мелкий дождик, больше похожий на водяную взвесь.
Шпала поёжился, обнимая горячую кружку грязными ладонями.
– Лишь бы ливень не сыпанул. – Он, прищурившись, глянул на плывущие по хмурому небу лохматые тучи.
– Сильного дождя не будет, а эта морось не страшна, – сказал Байкер, жуя хлеб с тушёнкой. – Журналисту вот только хреново: в одной рубашке по Зоне гуляет. Хотя чего ему будет после Монумента-то. – Он подмигнул мне левым глазом и громко отхлебнул из исходящей паром кружки. – Болотный Лекарь, говорят, с тех пор, как в Саркофаге побывал, даже выброса не боится. Все твари в это время в подземельях да развалинах прячутся, а он, наоборот, в самый эпицентр лезет. Болтают, что он так аномальной энергией подпитывается, чтобы потом монстрами да зомби управлять.
– Хорош нам байки пересказывать, – скукожил физиономию Шпала. – Дай лучше ещё один бутерброд.
Байкер посмотрел на приятеля, хмыкнул, протянул ему кусок хлеба с тушёнкой.
– Вот ты, Шпала, вечно всем недоволен, ругаешься, когда я тебе истории разные о мутняках да сталкерах рассказываю, называешь это бреднями, а сам мечтаешь до Монумента добраться. Непорядок. Зона такого обмана не прощает.
– Заткнись! – крикнул, побагровев, Шпала. – Много ты понимаешь, дубина! Я, может, таким способом Тёмного Сталкера от нас отгоняю!
– Зря ты эту игру затеял, Шпала, ох, чую, зря, – покачал головой бородатый.
Я хотел было встать на защиту длинного, дескать, есть в его действиях резон. Недаром в древние времена вместо настоящего имени зверя употребляли прозвище «медведь», когда собирались на него поохотиться или просто к слову приходилось. Но меня перебил тоскливый протяжный вой. Звук шёл откуда-то с востока.
Байкер сразу отбросил кружку с недопитым чаем, которая откатилась в сторону, разлив содержимое на жёсткую траву, схватил свой старый «калашников», вскочил на ноги. Прижал перемотанный изолентой приклад к плечу, прищурил левый глаз и чуть согнул указательный палец, выбирая слабину спускового крючка.
Шпала тоже вооружился. Держа немецкую штурм-винтовку в правой руке, он махнул левой, чтобы одёрнуть рукав, и посмотрел на экран ПДА.
– Стая «слепышей». Пятьдесят метров отсюда, – сообщил он сухим голосом.
– Отобьёмся, – кивнул бородатый, – лишь бы альфа-пса с ними не было. На-ка, держи. – Он вскинул ствол «калаша» к небу, расстегнул свободной рукой три верхние пуговицы своей камуфляжной куртки, сунул руку за отворот и вытащил из наплечной кобуры потёртый ПМ.
Я взял пистолет – корпус затвора поцарапан, с правой стороны рукоятки пластиковая накладка отломана до звезды, ребристая насечка курка наполовину стёрта, – ощутил приятную тяжесть в руке и весь напрягся в ожидании. В голову одна за другой лезли всякие мысли: «Патроны у ребят холостые или они резиновыми пулями стреляют, а может, у них для таких случаев транквилизаторы имеются? Что за собаки здесь бродят? Из соседней деревни или настоящая стая одичавших псов?»
Ответов на вопросы ждать долго не пришлось. Собачий вой нарастал. Меньше чем через минуту на поляну выскочило с десяток тварей. Тощие, облезлые, в основном коричневого и чёрного окраса, только у одного шкура была грязно-белого цвета, да позади плёлся, приволакивая заднюю лапу, рыжий пёс с широкими полосами подпалин на боку. Что-то в этих псинах мне показалось странным. Пригляделся. Точно – вместо глаз у них были гноящиеся бельма. «Что за фигня? – остолбенел я. – Они тут – мля! – совсем охренели, что ли? Для полного антуража несчастных собачек ослепили! Сколько ж денег они в это вбухали? Зачем? Неужели какое-то реалити-шоу снимают? Тоже мне – “Голодные игры”. Тьфу! Недоноски! Гады! Уроды!»
Поток моих гневных мыслей оборвал треск короткой очереди слева – Байкер подстрелил чёрного кобеля. И сразу заговорила немецкая штурмовая машинка Шпалы. Тот тоже сопли попусту не жевал: перебил прицельным выстрелом хребет и левую переднюю лапу длинномордой суки с обвислыми ушами и тощим хвостом.
И тут началось. Свора бросилась на нас со всех сторон. Я только успевал уворачиваться от лязгающих зубами, рычащих, скулящих и воющих морд. Пистолет в моих руках сухо щёлкал. Треть пуль ушла в «молоко», зато большая часть – это я точно могу сказать – попала в обтянутые кожей тела, костлявые лапы, а одна угодила в оскал подскочившей сбоку твари, вышибив ей зубы вместе с мозгами.
Отбиваясь от слепых бестий, я не заметил, как раненный Байкером пёс подполз ко мне сзади. И только он собрался впиться мне в икру жёлтыми клыками, как свинцовый гостинец Шпалы навсегда пригвоздил его к побуревшей земле.
Я отвесил спасителю кивок. Шпала ответил тем же и врезал прикладом по мокрому носу прыгнувшей на него твари. Псина с воем шмякнулась на притоптанную траву и, скуля, поползла под ближайший куст зализывать раны.
К тому времени от десятка собак осталось меньше половины. Грязно-белый кобель, до этого прятавшийся за спины сородичей, с рыком кинулся на меня, выскочив откуда-то сбоку. Услышав предупредительный окрик Байкера, я резко повернулся, выбросил руку с пистолетом вперёд, нажал на спусковой крючок.
Осечка!
Пёс ударил меня лапами в грудь (воздух с шумом вышел из моих лёгких), повалил на землю, норовя впиться зубами в горло. Задыхаясь от зловония, я всунул в пасть твари ПМ. С криком дёргая спусковой крючок, я другой рукой оттягивал голову псины за ухо. Клыки лязгали по затворной раме, оставляя на ней глубокие царапины, жёлтая, липкая слюна стекала по стволу. Я чувствовал, как она разъедает мелкие царапины на коже, словно мою руку, сжимающую пистолет, покромсали бритвой и опустили в соль.
Дёргая головой, кобель пытался вырвать оружие из моих скрючившихся на рукоятке пальцев. Я же всё норовил спустить курок, хотя давно уже понял, что осечки не было. Просто кончились патроны. Казалось бы, всего делов-то – поменять обойму и выпустить все восемь пуль в слепую башку. Легко, если ствол не зажат в зубах голодной твари, а руки не заняты спасением собственного горла от острых клыков.
