Quinquaginta quinque
Резкий поток воздуха врывается в мою грудь. Падаю, откашливаясь. Хватаюсь за горло, из которого вытекает кровь. Шум в ушах. Не могу напиться кислородом. Не хватает. Крики и рычание доносится до меня. Распахиваю глаза и вижу, как белокурые волосы вздымаются вверх, и когти разрезают мамино лицо. Её отбрасывает в сторону.
– Нет… – хриплю, выставляя руку вперёд. Вэлериу поворачивается ко мне, сверкая яростью в глазах. В этот момент заминки на него прыгает мама, нанося удар по лицу, и летит с ним к деревьям. Они цепляются когтями друг в друга, рычат. А я дышать не могу, задыхаюсь.
– Мама, нет, – шепчу, когда Вэлериу падает на землю, а она пытается ещё больше расцарапать его кожу. Отражает удар, отбрасывая её в сторону, подскакивает и готовится продолжать бой, нагибаясь, скалится. А она уже летит ко мне, хватает меня за волосы и поднимает с земли. Меня вырывают из её рук, издаю стон от боли вырванных прядей и лечу обратно на мокрую почву. Словно кукла, а кровь продолжает течь из моего горла. Уже смутно могу видеть что-то.
Рычания, теперь их несколько, наполняют мою голову. Приподнимаюсь на дрожащих руках, смотря, сколько женщин уже вокруг нас. Их много, слишком много. Пятнадцать или двадцать на одного. Они все разом прыгают на Вэлериу, царапают его, скрывая от моего туманного взгляда. Страх за его судьбу заполоняет тело. Сил нет, и в то же время ощущаю иное в теле. Закрываю на секунду глаза, облизывая разбитые губы, и распахиваю глаза, наблюдая, как отбрасывает от себя женщин, словно приставших вошек. Голову одной из них швыряет на землю, выплёвывает кровь, но их больше. Их рычание ужасно и пробирает до костей, готовы биться до смерти. Хватают его, держат, он пытается отбросить от себя их. Но его удерживают, постоянно меняются для того, чтобы мама могла разодрать его белую сорочку на груди, окропив кровью. Кривится от этого, рычит. Смех, вот что становится последним, что я помню.
– Нет! – Крик вырывается из моего тела, поднимая его на ноги, а руки открываются ладонями вперёд. Кричу так громко, создавая мощную волну прямо из груди, распространяющуюся по всей площади в одну секунду. Она отбрасывает от Вэлериу женщин и его самого, а двоих буквально разрывает на моих глазах в клочья до мяса. А я кричу, не имея возможности остановиться. Кричу, чтобы прекратить это. Так больно внутри, снаружи. Эта боль и придаёт сил, чтобы замолчать и глотнуть воздуха, дабы не умереть самой.
Глаза закатываются, и я падаю, но не достигаю земли, как подхватывают меня прохладные руки. Приоткрывая глаза, смотрю в серебристые и наполненные злостью.
– Прости… – шепчу я, сглатывая горечь внутри. И сил нет больше. Нахожусь в сознании, а пошевелить ни рукой, ни ногой не в силах. Обхватывает меня и прыгает, хватаясь за дерево. А я даже держаться не могу, не хочу ничего. Я так устала от вины. Слишком сильны переживания и эмоции, которые испытала. Страх и боль от разорванной жизни. Моей жизни. Она превратилась в окровавленное месиво из чувств.
А Вэлериу прыгает, только волосы развиваются в холодном воздухе. Громкие голоса, которые тонут позади нас, несущихся с сумасшедшей скоростью. Солёные брызги попадают в лицо. Приоткрывая глаза, смотрю, как мы пролетаем над морем и в следующий момент прыгает на замок, оттуда на балкон и втаскивает меня в спальню, бросая на постель.
Открываю глаза и пытаюсь сесть, тело болит, ноет и смотрю, как уходит в ванную комнату, чтобы через несколько секунд вернуться с чашей и мокрым полотенцем. Обмакивает его и подносит к моему лицу, там, где был удар. Молчит, сжимает губы и вновь смачивает ткань, возвращаясь к своему занятию. Не смотрит на меня, подхватывает мой подбородок и поднимает его, рассматривая шею. Кривится и бросает полотенце в чашу. Подскакивает с кровати, становясь ко мне спиной. Не могу мыслить. Нет ничего в голове, одна усталость и должна что-то сказать… хочу… очень хочу… не помню.
Должна вспомнить. Как грязна и разорвана его одежда. А волосы? Эти восхитительные волосы торчат во все стороны. Дышу поверхностно, глубже больно. Смотрю на его спину, и молчание давит на меня.
– Прости… прости меня… – знаю, что должна это сказать. Должна покаяться перед ним за то, что сделала.
– Простить? Ты просишь простить после этого? Как ты могла так поступить? – кричит он, разворачиваясь ко мне.
Открываю рот, глаза наливаются слезами от боли, что продолжает терзать меня. Он так зол, готовый разорвать и меня из-за Карлы. Неужели, всё было правдой? Скорее всего. Ни разу не видела на его лице такую ярость, такие глаза, сверкающие от бешенства.
– Ты был прав, я не смогла…
– Ты считаешь, что от этого мне станет легче принять это? – обрывает меня, зло ударяя кулаком по каменной стене, что создаёт трещины.
– Прости…
– Этого мало! Мне мало твоего прости! Мало! – кричит он, а затем сжимает губы и его взгляд теперь же, наполненный ненавистью, останавливает любые мои желания. Он так переживает из-за неё. А я? Я убийца. Я убила его женщину, которую выбрали для него. Я позволила ревности, своему горю ослабить свой разум, дать возможность забрать его. И теперь же понимаю, что ни о каких чувствах ко мне не может быть и речи.
– Я согласна, – шепчу, опуская голову. И не знаю, что ещё сказать. Слов больше нет, слезы, грязные темно-бордовыми каплями падают на мои исцарапанные руки. Платье полностью стало алым и перемазанным землёй.
– Согласна? – переспрашивает Вэлериу.
– Да, я же знаю, что теперь будет. Они захотят моей смерти. Я и так принесла им много горя. И убила… я понимаю тебя, ты переживаешь утрату своей любовницы. Ты…
– Что? Аурелия, что ты говоришь? – подлетает ко мне, обхватывая подборок, и резко поднимает его. Кривлюсь от боли в шее и не могу посмотреть на его лицо. Смотрю на разорванную рубашку.
– Ты зол…
– О нет, моя радость, я не зол, я в ярости. Да в такой, какой за всю свою жизнь не могу припомнить, – рычит он.
– И это я понимаю. Прости, что убила её. Я… не знаю… правда… всё произошло слишком быстро… кровь. Они облили меня кровью, а потом эти слова. Всё смешалось, и я убила её. Карлу. И ты сейчас зол из-за этого. Я понимаю, – быстро шепчу, облизывая губы от сухости во рту.
Ничего не отвечает, отпускает меня. А мне до безумия стыдно, гадко и больно от своих же действий. Принять смерти, которые были косвенно близки ко мне, и принять то, что сама это сделала – непередаваемо, невозможно. Разум отвергает, а сердце не может ещё больше страдать из-за этого.
– Аурелия, – садится рядом со мной, отставляя на пол чашу с водой. – Посмотри на меня.
– Не могу, – шепчу я и жмурюсь, всхлипывая.
– Ты решила, что моя злость обоснована смертью Карлы? Но она жива, – его слова заставляют поднять голову и распахнуть глаза.
– Что? Но другая… кричала… убийца…
– Нет, милая моя, нет. Карла жива, нос сломан и сотрясение, но жить будет. Ты вовремя остановилась и меня это не волнует, – продолжает он.
