Ладно, потом буду возмущаться, а сейчас последняя вещь – сапоги и могу поесть. Подхватываю сапог и натягиваю его, он доходит до колен и удивительно, но они мягкие внутри и моего размера. Как? Как он узнал все это и когда успел это все повесить тут?
Тоже откладываю эти вопросы, разматывая волосы, и сушу их полотенцем. Но они мокрые и длинные, чтобы высохнуть моментально. А фена тут, уверена, нет, как и электричества сейчас. Подхожу к зеркальному столику и сажусь, открываю дверцы под столешницей, где вижу гребень. Красивый гребень серебряного цвета с темно-бордовыми камнями, какие были тогда… в кресте. Рубины. Расчёсывая волосы, смотрю на себя в зеркало. Слишком белая кожа и уставший взгляд. Бросаю затею высушить и выпрямить свои волосы, поэтому просто заплетаю их в косу и встаю, направляясь к двери.
– Я готова, – произношу, выходя за дверь. Петру отталкивается от стены, пробегая взглядом по моему наряду.
– Вы прекрасны, Аурелия. Но вот, накиньте. Внизу будет холоднее, – в его руках замечаю длинную накидку и киваю. Мужчина помогает мне влезть в расклёшенные рукава и скрыть голову капюшоном.
– А теперь, пойдёмте, – указывает рукой на каменную лестницу. Ну что, пришло время узнать, где я, и получить ответы на свои вопросы.
Viginti septem
Мы спускаемся по винтовой лестнице в полном молчании, пока я осматриваю каменные стены с факелами, освещающими нам путь. Петру останавливается около двери и достаёт ключ, щёлкая замком.
– Для чего это? – шепчу, стараясь держаться от этого существа подальше, насколько позволяет узкое пространство.
– Для вашей безопасности, Аурелия. Я уже говорил, что здесь живут только мужчины. А женщины… как вам сказать, чтобы не ранить вашу душу. Они для нас только средство наслаждения и не более. И любую женщину будут воспринимать здесь так, – медленно отвечает он, открывая мне дверь.
– Да куда уж больше ранить мою душу, – усмехаясь, кривлюсь от его слов и обхожу его, выходя в широкий коридор с тёмным ковром и сверкающими канделябрами по бокам.
– Поверьте, места там хватит, – слышу тихий смех Петру, равняющегося со мной.
Мы продолжаем путь по коридору, а наши шаги мягко утопают в ворсе ковра. Я не могу не изучать пространство вокруг себя. Оно притягательно красиво и таинственно. Даже удивительно для меня, оказавшейся в такой ситуации, я с жадностью поглощаю красивые росписи на стенах, символизирующие лес, только не в обычном зелёном цвете, а чёрном и серебристом. Это все переплетается с тканями и удивительными замысловатыми украшениями из сверкающих мелких камней, словно слезы на этих материях.
Перед нами лежит лестница, очень богато украшенная резными и искусными посеребренными узорами на перилах.
– Чей это… что это за место такое? – шепчу я, бросая на Петру взгляд, но он цепляется за его длинные ногти и меня передёргивает.
– Это место было построено ещё во времена жизни брата. Это место – убежище и сюда никому не пробраться, а также не влезть даже мысленно сюда. Вода, окружающая нас, не имеет свойства проводника. Замок Еркас для нашего народа. Только для нас и наших избранных гостей. Его найти очень сложно, и с годами, а потом со столетиями это место облагораживалось, в ожидание законного владельца. И сейчас пригодилось, встретив достойно своего господина, – спокойно рассказывая, Петру подходит к двум новым дверям и распахивает их. За ними такой же коридор, но теперь по бокам замечаю двери.
– Тут много… много таких? – интересуясь, кутаюсь в накидку, ведь действительно прохладнее, чем наверху.
– Сейчас здесь находится сто двенадцать мужчин, – чётко произносит он. Резко торможу, шокировано поворачиваясь к Петру.
– Сколько? – переспрашиваю я.
– Сто двенадцать, Аурелия. Пусть вас не пугает число, оно каждый день меняется. Мужчины приехали, чтобы выразить своё почтение брату. Завтра их станет меньше, они вернутся в поселение, дабы заменить тех, кто защищает его, – снова улыбается и забавляется моей реакцией. А вот мне ни грамма не смешно. Я тут одна среди вот таких вот… таких уродов! И они… о, Господи.
– Аурелия, советую на будущее. Даже в мыслях не произносить это имя, потому что загрызут, – кривится Петру.
– Продолжим путь, ещё немного, – указывает рукой на коридор. Вздыхаю и иду за мужчиной. Мы снова спускаемся по лестнице и подходим к ещё одним двойным дверям. Только это он подходит, а я наоборот замираю, замечая двух мужчин, белесым взглядом смотрящим вперёд. У них нет глаз, совершенно нет, только белки. А лица серые-серые, как у мертвецов. Они не двигаются, меня прошибает ледяной пот, что руки, держащие ткань, начинают дрожать.
– Аурелия, это охрана в обеденный зал. Они ничего вам не сделают, они здесь для вашей безопасности. – Петру переходит на румынский. А я только сейчас осознаю, что раньше говорила с ним на латыни. Но ничего не могу поделать с этим чувством страха внутри, перевожу взгляд, встречаясь с тёмными жёлтыми глазами.
– И ещё одно, Аурелия. Когда мы войдём, попытайтесь не пугаться и не визжать. Приём пищи очень своеобразен. А лучше просто не смотрите, – подходит ко мне, тихо произнося предостережение.
– Не пугаться, – медленно повторяю я, пытаясь… ни черта не выходит. Мне уже плохо. Дышу часто и стараюсь, утихомирь сердце.
– Ну вот, зря я это сказал, – цокает Петру, поворачиваясь к мужчинам и издавая распоряжение открыть двери.
А я стою и глотаю воздух, смотря на каменный пол. От такой быстроты дыхания даже шумит в голове. Она кружится, а ноги дрожат, обещая совсем обрушить моё тело.
Тишина, такая странная и гнетущая вокруг меня. Медленно поднимаю взгляд, скользя по ступеням, ведущим вниз в освещённый зал. Смотрю на Петру сосредоточенного на моём состоянии. Протягивает мне руку, делаю шаг, ещё один и хватаюсь за его холодную ладонь.
– Не волнуйтесь, я сниму с вас это, – другой рукой быстро расстёгивает пуговицы на груди и хватается за воротник, буквально срывая с меня накидку, на секунду высвобождая мою руку, но тут же берет её снова, ведя за собой.
По бокам моё зрение мутное и отдаёт отблеском свечей, когда мы входим в зал, и за нами захлопываются двери. Стены затянуты бордовыми тканями разных оттенков до самого тёмного, вижу мужчин с инструментами по правой стороне от нас. Они ничего не делают, а только смотрят на меня во все глаза. Неприятно. Инстинктивно пододвигаюсь к Петру. Он спускается, а я за ним, все ещё смотрю на этих людей или же нет, которые следят за каждым моим, кажется, вздохом, разрывающим тишину.
– А вот и она, братья мои. Та, которая помогла мне вернуться к вам. Та, которая полна силы, и благородно согласилась погостить у нас, – словно нож, разрезает воздух, певучий голос. Знаю его… помню. Вэлериу.
Сглатываю, спускаясь с последней ступеньки и поворачиваю голову. Шумно втягиваю воздух и вцепляюсь в руку Петру, бегая глазами по сотне мужчин, которые дышат (дышат ли?) совершенно не гостеприимством. Но не это заставляет меня задрожать, а глаза увлажниться. Тела… женские оголённые тела лежат на столах, все покрытые кровью. Не двигаются. Их так много. Весь длинный стол усыпан телами. Мой взгляд останавливается на одном из мужчин с тёмными длинными волосами, а его рот весь в крови, она капает с губ на белоснежную скатерть. Нет, уже всю измазанную кровью. Тошнота подкатывает к горлу, а голова так сильно кружится, что меня шатает.
