– Вэлериу, почему? – тихо спрашиваю я.
– Я не ступлю в одно течение трижды, Аурелия. Считаю, что двух раз с меня достаточно. В этот раз я всё сделаю так, как должен, – довольно сухо отвечает он.
– Ты же поделился со мной и…
– Ах, это. Радость моя, я это сделал только из уважения к тебе и благодарности за моё воскрешение, но не из-за тех чувств, которые ты пытаешься найти в моём застывшем сердце, – усмехается, являя мне своими словами глупость, которой сама же подвергла себя. – Ты для меня останешься навсегда врагом. Независимо от обстоятельств, от той греховной привязанности, которую создаёшь во мне. Ты её продолжение, Аурелия.
Больно. Тупая боль растекается по телу от этих слов. Ведь я действительно чувствую иное. Совершенно иное к нему. Нет, не любовь. Точно не любовь. Сопереживание, желание помочь, как-то предотвратить ужасное будущее. А он считает меня врагом, которым я никому и не являюсь, по сути. Им так проще воспринимать меня.
– Ты судишь всех по одной, Вэлериу. Это твоя ошибка, которая снова приведёт тебя в темноту, – слышу свой дрожащий голос, не умею я контролировать эмоции, бушующие в сердце. Мне обидно, до боли обидно за себя и за тот образ, которым меня одарили задолго до моего появления даже на этой земле. И в теле плещется желание ответить так же сухо и причинить ответную боль. Хочется защитить себя, отбелить, хотя я не запятнана.
– Василику ты поставил на пьедестал своего смысла жизни, как и месть ей. Хотя ты уверяешь меня и себя, что ничего не чувствуешь, но лжёшь. Даже себе лжёшь. Месть за народ уже произошла. Вы погубили невинные жизни ради мести друг другу за разбитые сердца, за разрушенные надежды и за невосполнимую горечь утраты вашей любви. Но убить её ты жаждешь по другой причине, Вэлериу. Ты хочешь доказать себе, что отпустил от себя любовь к ней. Но так ли это? Думаю, что нет. Ты используешь меня, как стену перед ней, постоянно напоминая мне, что я одна из вас. Одна из них. Я для вас игрушка, даже не существо, а бездушный клочок, который вы определили, как приз. Но другие, каким боком привязаны к вам? Вы внушили им ненависть друг к другу, вы заставили из-за собственных амбиций ненавидеть противоположный пол, вместо того, чтобы дать возможность вашим братьям и сёстрам решать самим, что они хотят. Вы погубите ещё больше народа, о котором не думаете. В ваших разумах лишь превосходство друг над другом, обида друг на друга. Люди мертвы, этого не вернуть! А заберёте с собой ещё больше. Неужели, не жаль их? Мне очень, как и вас. Это ваше проклятье, а не их. И не моё. Я согласна делиться кровью, но большего даже не мысли. Ты соблазняешь меня. Для чего? Для чего ты целуешь меня, заставляешь глубже познавать с тобой страсть? Зачем ты мучаешь и меня? Я не виновата в твоём остановившемся сердце. И я сожалею о том, что вам обоим пришлось пережить! – мой громкий голос тонет в тишине вокруг и отдаётся эхом. Пока он даже не двигается, словно не трогает его больше ничего. И от этого силы пропадают, глаза начинают слезиться, ведь ему всё равно. Как он и говорил.
– Ты не понимаешь! – повышает он голос, но разговаривать с ним пропадает всякое желание. Только остаться одной и подумать над той властью, которую он пытается взять надо мной. Подумать и пережить в себе горечь от безответности.
– И не хочу, Вэлериу. Для меня это лишнее, сам гори в собственных раскаяниях и кори себя за прошлое. А сейчас настоящее, столетия прошли, а вы как два ребёнка не поделили игрушку. Но вот я не буду ей. Я не собираюсь стоять между вами, – резко разворачиваюсь и иду. Не знаю, куда бреду по снегу, пока ноги утопают в нём. Но мне требуется одиночество, ведь ещё чуть-чуть и расплачусь от обиды. Мне неприятно осознавать, что я лишь пешка для них. Что эти слова, которые он говорит, эти красноречивые эпитеты, которыми наделяет меня, – все выдуманное мной несуществующее чувство доверия и нежности фальшиво. Мне скрывать нечего, а от меня таят всё.
– Стой! – слышится его крик в спину.
– Просто оставь меня, – шепчу, стирая слезу, скатившуюся по щеке. Пытаюсь идти быстрее по горам, таящим в себе красоту опасности. Не волнует, если могла бы бежать, то бежала бы. От них всех бежала бы и скрылась. Спряталась от этой бессмысленной войны, которая нужна только двум возлюбленным, а среди них мне места нет. И это больно. Чёрт возьми, это трогает меня сильнее, чем я бы хотела.
– Я сказал – стой! – Вэлериу в один прыжок оказывается прямо передо мной. Отшатываюсь от неожиданного появления и едва не падаю на снег, но удерживаю расстояние, убирая с лица волосы, и воинственно смотрю на него.
– Что ты ещё хочешь мне сказать? Ты достаточно точно определил моё место – вещь, которой ты пользуешься до того момента, как не подвернётся Василика с её раскаянием. Ты же его ждёшь! А меня оставь, не тронь меня, не подходи ко мне и не смотри на меня! – выкрикиваю яростно, изучая темноту его глаз, блестящих от гнева.
– Я ведь сказал, что ты не похожа на неё. И дело не в моей любви к ней, которой нет. Дело в долге, от него отказаться я не могу. Не могу предать обещание, данное моим братьям, жившим без меня в изгнании и постоянной травле, без моей силы и мощи, когда правили женщины. Ты отличаешься от неё полностью, но доверять женщине ниже моего положения. Даже тебе доверять я не собираюсь, насколько бы меня ты ни уверяла в своих искренних чувствах к моему горю, – хватает меня за плечи, сжимая их.
– Не сравнивай меня с ней, – цежу я сквозь зубы. От его речи кровь словно взбурлила, а тело наполнилось немыслимой ненавистью к нему, к ней, к тому, что ещё больше уколол меня.
– Война должна быть, Аурелия. От неё не скрыться и не сбежать. Даже тебе. Ты стоишь на моём пьедестале. Выше чем она, потому что признал тебя. А ты противишься мне. Только почему? Потому что не хочешь быть похожей на женщину, которая подвластна похоти? Или сама хочешь стать кровожаднее, чем она? Хочешь самой себе доказать, что я вновь паду в лапы женщины и буду убит? – шипит он в моё лицо.
– Хватит. Мне ничего не надо. От тебя ничего не надо. И от неё не надо. Не сравнивай меня с ней. Не родни! – в отчаянии вскрикиваю я.
– Я буду сравнивать, потому что другой сильной женщины не знал. Я познал только её при жизни. Другие. Были другие. Но все не то. А вот ты. Признаю, что ты другая. Что ещё требуется тебе для понимания? Почему ты мечешься? Потому что ищешь в моих словах любви? Только вот женщина не меняется, и пытаешься вытащить из меня другие слова. Это невозможно. Я не живу больше, Аурелия. Я не вижу красок. Я не слышу стук своего сердца. Я не чувствую жалости и сожаления. Я бездушен! Всю свою любовь я отдал ей. Я честен с тобой. Как и честно обещаю, что будет больно, но буду защищать тебя, как и обещал. Но это не помешает мне ожидать от тебя предательства. В тебе её кровь, в тебе её сущность! Ты изощреннее Василики. Ты моложе её. Ты опаснее, чем она…
– Я не она! – из горла вырывается такой громкий крик, создающий мощную волну, что отбрасывает Вэлериу от меня, и меня от него. Лечу спиной и падаю на снег, пытаясь поймать дыхание. Что это? Почему так больно внутри? Почему так пусто и горько? И сил нет. Даже пошевелиться не могу. Голова шумит, а по телу разносится усталость. Словно дежа вю, но не могу вспомнить, когда это было. Только снежинки падают на лицо, а надо мной мрачное серое небо. Не смогла терпеть больше этого сравнения, не смогла даже принять то, что он видит меня, как её. Ту, которую любил больше жизни. Ту, которая предала его и убила. Это больно. Больно от того, что не даёт возможности себе увидеть, что я имею иные мысли и иные желания. Во мне нет мести, нет кровной злости, во мне ничего нет, кроме жалости к себе.
