— Особенно, когда во время сеанса происходит убийство, да? Помнится, в тринадцатом году вы раскрыли убийство Харитона Акулова — тапёра в кинематографе «Модерне». И как ловко! Я тогда и представить не мог, что такой порядочный человек пойдёт на преступление. А вы раскололи его, как грецкий орех. Мало того, что злодея отыскали, так ещё и пьесу для городского театра сочинили. Простите, запамятовал название…
— «Мёртвое пианино».
— Вот-вот…Но давайте вернёмся в девятый год. Золото тогда ведь так и не нашли, хотя по всему выходило, что оно осталось в Ставрополе. Вы, случаем, не знаете, где оно?
— Я могу только предполагать. Но любые предположения сродни гаданиям на кофейной гуще, — Ардашев помолчал и сказал: — Я решил перевернуть последнюю страницу в деле персидского золота.
— Моя помощь вам не понадобится?
— Благодарю за предложение, но постараюсь справиться самостоятельно. У вас и так много работы с этими красными подпольщиками.
— Это вы точно подметили, — вздохнул Каширин. — Развелось, как клопов. Третьего дня неизвестные бросили зажигательную бомбу в открытое окно «Ставропольских ведомостей». Просто счастье, что бутылка угодила в пустой камин. Пожар успели потушить. Журналисты до сих пор трясутся, как зайцы, и очередной номер газеты не вышел.
— А что была за бомба? С запалом?
— Не знаю… Но огонь появился сразу, как только она разбилась. Да у меня и осколки сохранились. — Сыщик поднялся из-за стола, открыл шкаф, достал картонную коробку и снял крышку. — Извольте.
Клим Пантелеевич взял в руку оплавленный кусочек стекла, посмотрел его на свет, зачем-то понюхал и заключил:
— Это части от большой аптечной склянки.
— Весьма возможно, — Антон Филаретович пожал плечами. — Колба, склянка, бутылка от пива или шампанского. Какая разница?
— Разница есть. Но об этом позже… Суммируя ваши сведения, прихожу к выводу, что в Ставрополе, под носом контрразведки Добровольческой армии орудует организованная подпольная сеть, руководимая большевистским резидентом. Скорее всего, среди её членов действует строжайшая конспирация. Так что выйти на резидента через мелких сошек вряд ли удастся. Они могут его и не знать, а получать приказы через посредника. Система известная и весьма распространённая во многих странах.
— Вы, как всегда, правы. Контрразведка не справляется. Красные стремятся посеять в городе панику. Вот меня и подключили. А как иначе? В трёх колодцах у Осетинских казарм вода отравлена. Хорошо, что вовремя проверили. Спасибо местным жителям. Донесли, что какой-то подозрительный тип там крутился рано утром. Бабы шли по воду и заметили.
— Тогда, пожалуй, я склоняюсь к мнению, что в данном случае, возможно, действует и дилетант от разведки. И потому не исключаю, что он лично встречается с подпольщиками и, следовательно, им хорошо известен. Однако пока, как видите, мои умозаключения больше напоминают догадки, кои противоречат друг другу. Мне нужно время, чтобы во всём досконально разобраться. Скажите, Антон Филаретович, а есть у вас какой-либо план поимки господ большевиков?
Каширин поскрёб подбородок и неуверенно ответил:
— Документы проверяем, паспорта…Народ опрашиваем. Обыски проводим, но пока безрезультатно. Да какой тут план? Это ж не украденную лошадь искать!
— Без плана ничего не выйдет. В данном деле важна наблюдательность и умение выстроить логическую цепочку поступков вероятного противника. — Ардашев улыбнулся. — При неукоснительном соблюдении некоторых моих условий я берусь раскрыть резидента к сегодняшней полуночи. Возможно, удастся найти и его помощников. Но это уже, как получится. Главное — руководитель. Хотите пари на бутылку настоящего мартеля?
— Право, Клим Пантелеевич, вы меня озадачили, — Каширин посмотрел в потолок и проронил задумчиво: — вы хотите сказать, что отыщете главаря к двенадцати ночи?
— Совершенно верно.
— И вы, — Каширин замялся, — в самом деле, назовёте мне его имя?
— Безусловно.
— А потом я смогу его самолично арестовать? — с затаённой радостью в голосе осведомился Антон Филаретович.
— Естественно. Не забудьте прихватить малые ручные цепочки. А в моих правилах игры ничего не меняется с самого девятьсот седьмого года, когда я только начинал работать присяжным поверенным Ставропольского Окружного суда. Разве вы не помните, что покойный Ефим Андреевич Поляничко всегда получал лавры раскрытых мною преступлений?
Начальник сыска посветлел лицом и выпалил:
— О да! Я, грешным делом, страсть, как ему завидовал.
— Давайте условимся так: встречаемся сегодня в полночь на кладбище Успенской церкви. Там есть старый армянский склеп. Справа от главного входа. Рядом с ним я и буду вас всех ожидать. Идёт?
— Простите, а кого всех? — Каширин недоумённо поднял брови.
— Ах, да, сразу забыл предупредить: возьмите с собой вашего помощника. Боюсь, может начаться перестрелка и лишний ствол нам не помешает. Не возражаете?
— Бог мой! Конечно, нет! Приведу столько людей, сколько прикажете.
— Нет, больше никто не понадобится.
— И более того: всей душой желаю вам выиграть сие пари.
— И ещё один уговор: о нашем споре никто не должен знать.
— Буду нем, как пень.
— Тогда, пожалуй, всё. Мне пора. Честь имею.
— До свидания, Клим Пантелеевич.
Сделав пару шагов, Ардашев обернулся и сказал:
— Если проиграете, то прихватите к коньяку шоколад «Фабрики Абрикосова». С миндалём. Раньше продавался в таких синих обёртках. Он хорошо оттеняет вкус мартеля. Надеюсь, вам удастся его достать.
— Да-да… — пролепетал Антон Филаретович, — постараюсь. Всенепременнейше.
Дверь закрылась.
Каширин слышал, как на лестнице гулким стуком отдавались шаги своего старого знакомого, слившиеся причудливым образом с ударами большого колокола Казанского Кафедрального Собора. «Господи! — грустно подумал полицейский. — Бывший тайный агент МИДа, бывший адвокат, бывший писатель и драматург, счастливый, в общем-то, человек, умница, каких свет не видывал, но что будет с ним завтра? А со мной? — Глядя на икону в правом углу, он перекрестился и произнёс одними губами: — Верни, Спаситель, всё, как было раньше. Верни. Очень тебя прошу!».
Глава 3. Резидент
Нет, революционером он никогда не был. Происхождения был дворянского, но всегда симпатизировал тем, кто боролся с самодержавием. Родителей лишился ещё в раннем детстве и воспитывался у тётушки. В демонстрациях участия не принимал, усердно учился в университете, служил инженером на заводе в Петрограде, потом поступил в школу прапорщиков и, закончив её, ушёл на фронт.
Старая Россия с её городовыми, узаконенной проституцией, пресыщенных излишествами попами, распутинщиной, бесконечной сменой правительств, высокомерием чиновников, ненужной народу войной, когда шли в атаку на немецкие окопы почти без патронов, опостылела ему, как вой неизлечимо больной собаки, посаженной на цепь.
