Зачем он вообще связался с Чуткевичем? Почему продал ему свое изобретение и самого себя со всеми потрохами? Почему не оставил свою аппаратуру и свое открытие втайне? Почему не наслаждался общением с Линочкой втихаря, сам, для собственного удовольствия и успокоения?
Об этом профессор часто думал и корил себя. Бывало, проснется в пять утра: пустая холодная постель, грусть, в груди щемит, и мысли самые поганые: «Предал я память Линочки за чечевичную похлебку… Отказался от ежедневного общения с ней ради удобного лимузина с шофером… Поставил свое изобретение на службу самым низменным инстинктам толпы и беспринципному капиталисту Чуткевичу… Какой же я подлец и мерзавец!»
Он делился своими переживаниями с психиатром Коняевым, который за долгие годы стал для него кем-то вроде старшего товарища и духовника, а тот гудел в ответ:
– Все, что вы описываете – ранние пробуждения, боль за грудиной, самоуничижительные мысли, – является очевидными симптомами одной из фаз вашего заболевания, а именно депрессии. Суицидальные мысли в голову приходили?
– Случалось.
– Ну вот видите! – удовлетворенно разводил руками врач и выписывал профессору антидепрессанты.
Профессор принимал их – и веселел, начинал нормально спать, позитивно мыслить и деятельно трудиться.
Для него, конечно, даже важнее Линочки была работа. Как говорил великий советский физик Арцимович, наука – лучший способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет. А Остужев тешил свою неукротимую любознательность за счет Чуткевича, который ни в чем не давал ему отказа (но при этом подталкивал в нужном для себя направлении).
Упорные исследования ученого приносили свои плоды: канал связи с небесами, пусть помаленьку, но становился более надежным. Если раньше общение занимало три, много пять минут, то вскоре оно расширилось до четверти или даже трети часа. Если раньше имелась масса помех, и поэтому высказывания духов оказывались порой весьма маловразумительными, то постепенно профессор добился, чтобы прием стал полностью уверенным. Но имелись ограничения, которые пока не удалось обойти, несмотря на все старания Остужева. Во-первых, оказалось, что канал связи с умершими имеется всего один. Сколько ты ни создай передатчиков, какое количество духов ни пытайся вызывать – говорить всегда может только один-единственный ушедший. Остужев пояснял это Чуткевичу так: «Представь, что есть некая коммуникационная труба, один конец которой здесь, а другой – там. И она существует покуда только в единственном числе, и неизвестно, сможем ли мы когда-нибудь отыскать или создать вторую».
Поэтому, несмотря на все сетования медиамагната, невозможно было пока устроить, чтобы в одной студии записывал, например, интервью с маршалом Жуковым ведущий Мореходов, а в другой, параллельно, Корифейчик пытал Льва Толстого. Нет, требовалось сначала поговорить с Жуковым, распрощаться, а потом уж вызывать Толстого. Разумеется, это обстоятельство порождало на канале страшные интриги, зависть и подсиживания: кому дадут связь, когда ее дадут и на какое количество времени? И если программа и ведущий были в фаворе и на коне, они могли рассчитывать, что получат запрошенную связь на следующей неделе, а иногда, в особо сенсационных случаях, даже сегодня. Если же программа шла вяло и рейтинг, на фоне прочих, имела небольшой – ждать запланированного разговора с умершим можно было и месяц, и два, и три.
Конечно, Остужев как изобретатель и создатель самой возможности общаться с загробным миром имел к коммуникативной трубе доступ самый неограниченный и внеочередной. Однако он, человек глубоко порядочный, не хотел злоупотреблять своими возможностями – видя, какие страсти кипят вокруг эфирного времени, в смысле времени связи с мертвецами. Именно оно, а не эфирное время в прежнем понимании – то есть количество минут на экране и их расположение в программной сетке – становилось на телеканале Чуткевича главной валютой. Поэтому, воспитанный в традициях того, что дело – прежде всего, а потом уже – личное, профессор зачастую смирял себя и жертвовал общением с Линочкой ради того, чтобы тот или иной профессионал из телегруппы задал вопрос на небеса, нужный по сценарию.
Как всякий интроверт, профессор не чувствовал той ценности, которую представляет собою общение – что с живыми людьми, что с мертвыми (за исключением Линочки). Ему бы решить какую-то новую научную задачку – вот удовольствие. Он пытался, но ему, к сожалению, пока не удалось организовать, чтобы связь с мертвяками (как их порой фамильярно называли на канале) стала возможной в любое время дня и ночи. А ведь это дало бы возможность выводить духов непосредственно в прямой эфир – прекрасная замануха для зрителя! Но нет, небеса открывались для общения только и исключительно в полночь – воистину не случайно сей час с незапамятных времен наделяли мистическими свойствами! А около двух, иногда в половине третьего ночи (ровно с криками первых петухов), любые разговоры с загробным миром прерывались.
Не сумел профессор решить и другую задачу, поставленную перед ним другом Борисом Аполлинарьевичем: добиться, чтобы духи говорили вслух. Почему, Остужев объяснял Чуткевичу, что-то там заключалось в отсутствии у них речевого аппарата – впрочем, телемагнат плохо понял. Сами обитатели небес прекрасно слышали (и видели) все происходящее на земле. Но вот отвечали на вопросы только и исключительно в письменной форме. Это было чрезвычайно неудобно и неэффектно для телетрансляции, поэтому глава XXX+ пошел на небольшой подлог: в штате канала имелись двое актеров-пародистов. Они переговаривали вслух все то, что адресовали духи из загробного мира в письменной форме. Само существование озвучки на канале было страшной тайной, к которой были допущены только самые посвященные, под строгую подписку о неразглашении, которая грозила чрезвычайными карами. Как Сергей Безруков в конце девяностых, который дублировал всех кукол в одноименной программе – Ельцина, генерала Лебедя, премьера Черномырдина и прочих, – так и современные молодые актеры оттачивали свой талант и вещали голосами – сегодня Людмилы Марковны Гурченко, а завтра Людмилы Георгиевны Зыкиной.
Получалось, что Остужев много времени тратил, чтобы улучшить качество вещания. А сколько сил и нервов требовалось для шифрования переговоров с небесами! Все началось с того, что газета «Молодежные вести», непримиримый конкурент Чуткевича, однажды перехватила разговор с загробным миром – и немедленно выложила на своем сайте за неделю до эфира! Пришлось профессору, по категорическому требованию медиамагната, бросить другие дела и немедленно заняться шифровкой. Слава богу, удалось решить эту проблему, конкуренты больше не беспокоили.
Весь в думах о предстоящем рабочем дне, ученый выбрался из своего «мерса». Шофер захлопнул за ним дверцу, закрыл авто и пошел сопровождать Остужева до кабинета – он также, по заданию Чуткевича, выполнял обязанности телохранителя и по совместительству соглядатая.
У входа на канал, на ступеньках, стояла женщина с безумными глазами. На груди у нее висел написанный враскоряку плакат:
Мужчин и женщин, которые общаются с мертвецами, духами-ведунами, следует предать смерти. Пусть их забросают камнями; вина за их кровь – на них самих. (Левит 20:27)
