– Миля, но она же на него нацелилась не просто переспать, а увести!
– Да обломается!
– Милечка, откуда такие словечки? – сквозь слезы улыбнулась Марта.
– Из телевизора, откуда ж еще. Так послушай, что я тебе скажу. Ну допустим, переспит он с ней, плоть, знаешь ли, слаба, а потом вернется домой, а там жена, любимая, спокойная, нежная, умная. И он подумает: какого черта я связался с этой бабой? Стыдно, нехорошо. За что мне обижать мою маленькую? И на этом все закончится. Поверь моему опыту! А если станешь уличать его в измене…
– Уличишь его, как же… С его-то опытом.
– Тогда что? Одни подозрения? Этого мало! И вообще, если любишь его и хочешь сохранить брак, то…
– То молчи в тряпочку?
– Вот именно! Ты пойми, если он захочет уйти…
– То все равно уйдет, да?
– Конечно, только не захочет он. Он тебя по-настоящему любит. Он мне говорил.
– Что? Что он вам говорил?
– Только пообещай, что не выдашь меня!
– Клянусь!
– Чем клянешься?
– Мишиным здоровьем!
– Серьезно! Так вот он мне как-то признался, что возит с собой коробочку с твоим носовым платочком, который регулярно смачивает твоими духами, иначе, говорит, заснуть не может. Так при чем тут какая-то влюбленная писательница?
– Это правда, Милечка?
– Думаешь, я способна такое выдумать? Он тогда выпил, расчувствовался… Ох, как ты просияла, моя девочка.
– Да… это здорово… Это о многом говорит. И черт с ней, с этой Аллой!
– Вот и умница!
Всю обратную дорогу Марта думала о том, что ей сказала Милица Артемьевна. Неужели это правда? Войдя в квартиру, она первым делом полезла в элегантную дорожную сумку Боброва, нарушив тем самым собственное непреложное правило – никогда не обыскивать вещи мужа. И в боковом кармане сумки действительно нашла не коробочку, а изящную визитницу, где лежал платочек, весь пропахший ее духами. С ума сойти! Конечно же, она расплакалась. Господи, как хорошо, как я его люблю! И никакие длинноногие стервы мне не страшны! И богатое воображение Марты сразу подкинуло такую картинку: Миша все же не устоял, трахнул эту длинноногую, а потом сказал: извини, я иначе не усну, достал Мартин платочек, положил на подушку и… Накося выкуси, Алла! И Марте стало легко и хорошо.
Бобров вошел в квартиру и сразу направился на кухню.
– Привет, маленькая! Стряпаешь?
– Да! Ты голодный?
– Как волк!
– Садись, буду кормить!
Как она любила его кормить!
– Ты сегодня веселая. А то в последнее время тебя как будто что-то тревожило, да?
– Нет, просто погода была гнусная, а сегодня солнышко… И с Милей так хорошо поговорили, она чудесная…
– Да, она чудесная, – улыбнулся Бобров. – А ты потрясающе готовишь.
…А утром позвонила Ирина.
– Мартышка, ты прости, мы не придем.
– Что случилось?
– Да Петьке ночью стало плохо, «скорую» вызывали… Гипертонический криз.
– Он в больнице?
– Нет, не пожелал, дома лежит.
– Господи, бедный… Ир, спроси, может, я приеду, чахохбили его любимое привезу, а?
– Спрошу. Подожди! Нет, Мартышка, говорит, у него сил нет. Но, по-моему, притворяется, – с раздражением произнесла Ирина.
– Ир, это он из-за Миши?
– Нет, просто капризничает. А знаешь что, давай я одна к вам приеду. Примете?
– Господи, Ирка!
– А мама с ним побудет! Она обожает зятя, а я устала от него… Уж извини.
– Понимаю. Приезжай, будем рады!
– Я тебе подарки привезла. И вообще соскучилась.
– Ждем! А чахохбили я для него все-таки отложу в баночку!
– Отложи!
Бобров сидел с какими-то бумагами.
– Миш, Ира одна придет, Петька заболел.
– Ну, судя по тому, что Ира придет, болезнь скорее всего называется аллергия на Боброва.
– Нет, у него был гипертонический криз, «скорую» вызывали, а с ним побудет Ирина мама.
– Ну допустим, – усмехнулся Бобров. – А Ирину я рад буду видеть.
После обеда Бобров дал дамам возможность пообщаться с глазу на глаз.
– Я, наверное, уйду от Петьки, – заявила вдруг Ирина. – Не могу больше, сил моих нет. Знала бы ты, во что он превратился… Чистый псих!
– Ирка, что ты говоришь!
– Знаешь, там всем было тяжко в последнее время, но такого, как с Петькой, по-моему, ни с кем не происходило. У него буквально развилась мания преследования.
– Ир, у тебя кто-то есть?
– Ты имеешь в виду мужика? Нет у меня никого, но я устала быть понимающей мудрой доброй женой. Устала, понимаешь? Мне ведь там не легче, чем ему было, я и свой груз волокла из последних сил, и еще он на меня все переваливал…
– Ирка, вам обоим надо отдохнуть как следует. А Петьке еще и лечиться. Может, ему лечь в клинику неврозов?
– Ха, ляжет он, как же! Думаешь, мне его не жалко? Жалко, конечно, все-таки уже двадцать лет вместе… Но сил моих больше нет! Хоть бы он бабу какую завел, может отвлекся бы, встряхнулся…
– Ты серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– Могу устроить, – засмеялась Марта.
– Что устроить? Бабу?
– Именно.
– Объясни толком!
– Ир, ну я так… сболтнула… – замялась вдруг Марта.
– Нет, говори конкретно, что ты имела в виду.
– Понимаешь, я встретила тут одну свою бывшую одноклассницу. Она была когда-то по уши влюблена в Петьку, а он на нее даже не глядел.
– Ну и что?
– Он для нее до сих пор идеал мужчины!
– Знала бы она… – горько усмехнулась Ирина. – А впрочем… И что она собой представляет?
– Она очень красивая, бизнес-вумен, принципиальная холостячка, говорит, хомут ей шею трет…
– Да? Как интересно! Хомут шею трет… А что? Это можно… Романчик на стороне может оказаться хорошим лекарством.
– И ты не ревновала бы?
– Думаешь, мне впервой? Знаешь, сколько его романчиков я пережила?
– Господи, Ирка! – заплакала Марта.
– Мартышка, где в тебе столько слез помещается, такая маленькая, хрупкая, а слез…
– Ничего не могу с собой поделать. Я уж пытаюсь сдерживаться, не выходит. Я не плачу только, если очень разозлюсь.
– А ты умеешь злиться?
