"Завелся. Очень хорошо. Будем работать".
Тело привычно приняло боевую стойку. Бандит, разъяренный не на шутку, не стал тратить время на уловки, а просто кинулся на меня. Его действия, были не движениями бойца, а обычного уличного хулигана. В следующую секунду я взял на излом его кисть, резко вывернув ее. Взвыв, он выпустил нож. Оттолкнув бандита, нанес ему прямой и резкий удар ногой в живот. Ножа согнуло пополам. Теперь он был мой полностью. Удар снизу в челюсть распрямил его, но последовавший удар в печень, свернул его обратно до позы человеческого зародыша. После чего он рухнул на землю, утробно воя. В другой ситуации я бы прикончил его, но сейчас этого делать было нельзя. Выражение необузданной ярости, которое надел на себя специально для окружающих, согласно роли заводного, но отходчивого парня, начало сползать. Некоторое время делал вид, что прихожу в себя. Тяжело дыша, я словно бы с недоумением смотрел на корчащееся, на земле, тело. Потом обвел глазами окружающих. Потом, постарался припустить растерянности в голос, сказал: — Он сам напросился.
Сержант некоторое время смотрел на тело Ножа, потом развернулся ко мне: — Тебя как зовут?
После некоторой заминки, я сказал: — Джон.
— Просто Джон и все?
Я вспомнил, как меня прозвали зэки в тюрьме: — Джон Непомнящий родства.
После моих слов Сержант только что на месте не подпрыгнул от возбуждения: — Ты замочил Виста?!
Я допустил ошибку. К сожалению, понял это слишком поздно. Отрицать было бесполезно.
"Если что не так, придется делать ноги".
— Да. Я.
После чего напрягся, готовый к любому исходу, но к моему вящему удивлению сомнения развеял не Сержант, а громила по кличке Бык: — Этот шакал уже давно напрашивался на перо в бок. Так что…
— Бык, забирай этого дохляка и вези к тетке Молли. Пусть ставит его на ноги.
Громила без напряга вскинул себе на плечо Ножа, после чего двинулся в проход между штабелями досок.
— А ты, — Сержант повернулся ко мне, — пойдешь со мной. У меня к тебе разговор есть.
— Хорошо. Эй, Дикки! Я буду вечером. И не забудь у бригадира забрать мои деньги!
Это было сказано не столько для Дикки, сколько для бригадира, понуро стоявшего у штабеля с досками. Вид у него был, как у только что наложившего в штаны человека. А может, так оно и было.
Некоторое время мы шли молча. Я смотрел по сторонам, все еще играя под простачка. Нетрудно было заметить, что скелетообразного человека, идущего рядом со мной, знают почти все, кто встречался нам по дороге. Если на меня бросали любопытные взгляды, то с ним здоровались, с подчеркнутым уважением, а он отвечал только некоторым, небрежным кивком головы. Из его поведения нетрудно было сделать вывод, что Сержант одна из крупных шишек в банде Мясника. Не успели мы выйти за ворота порта, как он неожиданно спросил: — Ты выступал в своей России на ринге?
Вопрос меня озадачил, некоторое время я обдумывал ответ, затем сказал: — Можно сказать и так.
Мой ответ Сержанту не понравился. Рот скривился в злой ухмылке: — Не крути, парень. Отвечай, как есть.
— Выступал.
Я занимался боксом до армии, потом когда служил. Выступал за округ, получал призовые места, но дальше не пошел, хотя мне пророчили неплохое будущее в этом виде спорта.
— Хм. И видно неплохо, раз сумел отделать Боксера Джима. Тот в свое время даже пробовал выступать в классе профессионалов. Правда, далеко не пошел. Слабоват в коленках оказался, да и пил много. Я тебе, что хотел сказать, парень. Нам нужен боец для выступлений на арене. До этого у нас выступал Джимми, которого ты сегодня побил. Но он все чаще прикладывается к бутылке. Да и приелся он публике. Мы иногда приглашаем бойцов со стороны, но наемники частенько влетают нам в копейку. Ты нам подойдешь. Возражений не принимаю. При другом раскладе ты бы сейчас рыб кормил. Надеюсь это тебе понятно?!
— Еще бы не понять!
— А ты чего не удрал? Время у тебя было.
Я замялся. Незачем было цеплять к себе Дикки. Похоже на то, что наши пути с ним разошлись.
— Ладно. Не хочешь, не говори. Я и так узнаю. Мне положено знать слабые места своих людей. И чем их больше этих мест, тем лучше. Легче манипулировать.
ГЛАВА 3
Город, в те годы, полностью отвечал словам преподобного Тэлмеджа, известного проповедника, который назвал его "современной Гоморрой". Еще он так сказал о Нью-Йорке в своем выступлении в Бруклинской церкви: "Город, став прибежищем для убийц, проституток и аферистов, умирает на наших глазах, корчась в развалинах и вывалявшись в мусорных свалках, помоях и конском навозе".
Крысиные бега, игорные притоны, китайские опиумные курильни, кварталы красных фонарей, салуны и бары, где продавали суррогат виски по десять центов за порцию. Все это было неотъемлемой частью Нью-Йорка второй половины девятнадцатого века. Завсегдатаями подобных заведений в основном были карманники, бандиты, убийцы, аферисты, наводнившие город. Десятки банд типа "Адская кухня", "Дом газа" и другие держали в страхе целые районы. В ночное время суток в некоторых районах города человеческая жизнь стоила ровно столько, сколько находили у трупа в карманах. Чтобы выжить на улицах Нью-Йорка, нужно было иметь жесткость, хладнокровие и полное безразличие к своей и чужой жизням, так как здесь жили, придерживаясь только одного правила: "каждый сам за себя".
* * *
Мне сняли комнату в квартале от клуба Мясника, где мне предстояло выступать. Темная комнатушка с грязным, мутным окном. Койка, шкаф и умывальник — это все, что составляло меблировку этой дыры, впрочем, ничего другого в нее бы и не влезло. Единственное, что меня хоть немного радовало, за эту дыру мне не приходилось платить. Три раза в неделю я тренировался, а по субботам выступал на арене. Сначала была заранее объявленная схватка с кем-нибудь из боксеров или борцов, уже заработавших себе имя выступлениями на арене. Потом минут через двадцать приглашали всех желающих помериться силами с победителем. Приз выигравшему схватку — пятьдесят долларов. К моему удивлению любителей помахать кулаками находилось немало. К последним, в своем большинстве, относились матросы с кораблей. Дрались они жестко, применяя весь набор запрещенных приемов, которые только мог придумать человек в ущерб своему ближнему. Драться приходилось в полную силу, стараясь вырубить противника в первые минуты и с максимальным уроном. К этому выводу я пришел, когда во время одного из моих выступлений, на арену вылез здоровенный матрос. До этого момента я старался ублажать публику, растягивая поединки. Но в этот раз все пошло по-другому. После того как матрос второй раз оказался на полу, а свист, крики и грязные шуточки достигли апогея, тот озверел окончательно. Выхватив из кармана нож, бросился на меня. Единственное, что тогда спасло меня, то это слепое бешенство быка, с которым он бросился на меня. Уйдя от удара, я подсечкой сбил его с ног. Потом, с силой ударил ногой в висок и услышал, как хрустнула кость.
