Света со страхом взглянула на Стрельцова. Захарыч улыбнулся и тихо сказал:
– Что смотришь? Покажешь, что умеешь. А умеешь уже не мало. Я рядом, Пашка тоже. Так что не съедят. Считай, что это обыкновенная репетиция.
Захарыч объявил, что через пять минут будет готов.
Члены комиссии сначала не поняли: «А причём здесь какая-то Иванова?» Кременецкий не стал объяснять, ответив: «Просто посмотрите…»
В составе комиссии сегодня была на просмотре и прежняя руководительница этой конюшни. Коренная минчанка после пережитого инсульта сидела в инвалидной коляске в центральном проходе зрительного зала. Рядом находился её муж, бывший воздушный гимнаст. Захарыч не случайно оказался на репетиционном периоде именно в этом цирке. Теперь в любое время можно было получить консультацию по номеру у бывшей дрессировщицы, что называется, из первых уст, и не по телефону. Света с Захарычем много раз бывали у артистки сначала в больнице, а потом и дома. К ней вернулась речь, но ходить она пока не могла. Между Светой и дрессировщицей установились тёплые отношения, если не сказать дружеские. Муж иногда привозил её на репетиции, она давала советы. Светлана с лёту всё исполняла. Захарыч был доволен – дело двигалось удивительно споро…
– Ну, что, готовы? – Кременецкий командовал, как и положено инспектору манежа. – Смотреть будем или как? – он обратился к членам комиссии.
– Да уж показывайте, что мы зря ехали семьсот километров!
Света выглянула в зрительный зал. Людей было немало. После неожиданного перерыва их прибавилось ещё. Выше всех сидела забинтованная Корсарова с мужем.
– О-ох!..
– Так! Все по местам! Осветители – полный свет! Тишина! Стрельцов с Ивановой, готовы? – инспектор отдавал последние команды.
Из центрального прохода бывшая руководительница конюшни показала Свете большой палец, мол, давай девочка, врежь им!..
За кулисами лошади заняли привычные места, выстроились парами. Униформист приготовился открыть занавес.
Кременецкий знал, что делал. Накануне записали музыку, под которую когда-то работал этот конный номер. Всё тот же Кременецкий вызвал цирковой оркестр. Те разложили ноты, сыграли, звукорежиссёр сделал фонограмму. Под неё Захарыч со Светой и репетировали последние дни.
– Все готовы? – инспектор манежа прибавил строгости в голосе. – Музыку! Начали!..
Из-под купольных колонок полилась мелодия. На манеже появилась шестёрка вышколенных, ухоженных лошадей. Их шеи, забранные арнирами, отливали в свете прожекторов воронёным вороньём. Сиренево-белые султаны на головах и спинах животных покачивались в такт бегу. Сбруи играли драгоценными камнями. На всех снизошло ощущение гармонии, великой вселенской красоты и покоя.
Лошади, услышав знакомую музыку, по памяти стали исполнять отрепетированные фигуры. Так они прошли несколько кругов. Главенствовал Сармат, который строго косил глаз в сторону партнёров, чтобы те не нарушали строй. На манеже осталась четвёрка вороных, которая кружилась в вальсе вместе со Светой. Та являла собой само совершенство женской пластики и изящества. Она покачивалась в центре. Её руки, как руки дирижёра, рождали в воздухе форшлаги сильных и слабых долей, могучее форте и пианиссимо, крещендо и затихающие диминуэндо. Лошади, послушные этим рукам, как под гипнозом, повторяли в движениях желания маэстро. На манеже творил будущий Мастер!..
Пашка залюбовался Светой, едва не прозевав очередной приём лошадей за кулисами. Иванова показала ещё пару синхронных трюков с двумя лошадьми и на финал подняла Серпантина свечой на «офф». Лошади скрылись за кулисами. Музыка стихла…
Довольный и хитро улыбающийся Кременецкий пригласил Стрельцова на манеж. Захарыч вышел и, выждав когда стихнут аплодисменты с выкриками цирковых: «Браво!», сказал:
– Как-то так. Пока всё. Ещё месяц-другой – и готовы работать.
Всех привлёк всхлип в центральном проходе. Там тихо плакала бывшая артистка, создавшая этот номер.
Света выскочила из-за форганга и побежала к ней. Она присела на колени перед инвалидной коляской. Дрессировщица обняла Светлану и перекошенными болезнью губами поцеловала.
– Спасибо тебе, девочка! Ты настоящая! Теперь я спокойна – моё дело не пропало! Храни тебя бог!.. – и снова залилась слезами, закрыв лицо плохо слушающимися руками.
Кременецкий поблагодарил службы цирка за работу. Объявил, что всех ждут на обсуждении в кабинете директора.
В зрительном зале вновь горел приглушённый репетиционный свет. Остывающий манеж улыбался красным ковром…
С верхних рядов цирка последними спускались Виталий и его раненая жена.
– Ну! И что ты молчишь, как в рот воды набрал! – Корсарова злым полушёпотом накинулась на своего мужа, дотронувшись до своего забинтованного плеча.
– А что ты хочешь услышать?
– Я хочу знать, как ты ко всему этому относишься?
– К чему?
– К тому!.. У меня, значит, приказ на руководство, а эта красотка – на манеже? Так, что ли?
– Ну, ты уже сегодня показала своё… Животные – это животные! Это тебе не…
Виталий замешкался, подбирая нужное сравнение.
– Ты мне ещё про мой ресторан напомни! – Корсарова с нескрываемым раздражением надавила на «ты».
Виталий пристально посмотрел жене в глаза и после паузы многозначительно произнёс:
– Надо будет, напомню!..
Глава сорок седьмая
Узнав о том, что по поводу его конюшни собираются в Главке сильные мира сего, Захарыч поспешил на переговорный пункт. Дело было серьёзным. Просмотр просмотром, но заявка была на Корсарову. Поэтому могли всех уволить, номер расформировать, а лошадей разбросать по чужим конюшням или вообще списать. Столько труда пойдёт насмарку!..
В этот вечер Стрельцов проговорил половину своей зарплаты, дозваниваясь в разные уголки страны, где сейчас гастролировали его бывшие ученики или люди, у которых он в разные годы работал. Каждому из них пришлось перезванивать не по одному разу – пока найдут, пока пригласят к телефону. Потом нужно было обстоятельно объяснить проблему и попросить поддержки. Все, к кому он обратился, отнеслись с пониманием, и колесо закрутилось…
…Собрались в назначенный час на Пушечной те, кто работал в Москве, был проездом или в отпуске. Остальные отзвонились начальству, выразив своё мнение. Столько народных и заслуженных артистов, представляющих конные жанры всех направлений, давно не встречались в одном месте с глазу на глаз. Тут были и радостные объятия, и хмурые взгляды, и демонстративное игнорирование друг друга.
– Лёша! – Мухтарбек Кантемиров, поздоровавшись со всеми персонально за руку, радостно обнял Соколова. – Не боишься конкуренции со стороны Захарыча и его девчонки, как её там – Ивановой? Всё-таки – «свобода», не джигитовка, как у меня!
