Попробовал вернуться в таксопарк, но свободных машин не было и не предвиделось на ближайшую перспективу. Пришлось устроиться там автослесарем. В свободное от работы время поднимал убитую «Волгу». Все пожимали плечами – блажит парень! Из автохлама можно собрать только автохлам. Но упорство и гены взяли своё. К тому же те, кто помнил его отца, оказывали помощь, как могли. Каждый из них старался достать для Веньки необходимые дефицитные «кажашки», часто отрывая от себя. Помогали всем миром. Подключились и автомеханики, и автослесари, и жестянщики с малярами, и даже скупердяи кладовщики. Там подрихтовали, там подварили, подкрасили, и в один прекрасный момент он выехал на линию…
Венька любил езду в ночные часы. Он так срастался с машиной, что терял ощущение её существования. Это не его старенькая «Волга» и не его тело мчались по узкому тёмному тоннелю дороги, а обретшая крылья душа…
Венька приезжал на дальний вокзал, где в это время останавливался всего лишь один проходящий поезд. Шансов подхватить тут пассажиров были невелики. Но он ехал сюда за мыслями и тишиной, убегая от городской суеты…
Венька ложился на тёплый капот машины и устремлял взор в ночное бездонное небо. Вокруг трещали сверчки, выводили рулады ночные птицы. Где-то вдалеке, на реке, тарахтела одинокая моторка. Со стороны города нет-нет доносились звуки цивилизации – обрывки музыки, вой встревоженных сирен. Потом звуки исчезали, и его окутывала вселенская тишина и благодать.
Лопнувшей серебряной струной вдруг мелькал метеорит, распарывая чёрный бархат неба. Сердце начинало трепетать от осознания какой-то иной жизни вне человеческого бытия.
Он бродил взглядом по звёздному небосклону, улетая в космические просторы и поражаясь его безграничности. Сердце сжималось от отчаяния познать хоть толику сокрытого от человека. Ему начинало казаться, что, вглядываясь в жемчужные россыпи неба, он всматривается в самого себя.
Его вдруг начинали терзать мысли: «Для чего он живёт? Какого его предназначение в этой жизни?..» Душа разрывалась от какой-то глубокой светлой тоски. Он даже не подозревал, что на эти извечные вопросы человечество до сей поры так и не нашло ответы…
У Веньки была любимая звезда. Она светилась последней в ручке ковша Большой Медведицы. Он сам не мог понять, почему выбрал именно эту? Не самая яркая, какая-то грустная, одинокая – может, поэтому? Как-то однажды он пошёл в библиотеку, взял астрономический атлас и отыскал эту звезду. На арабском языке её имя звучало как Бенетнаш, что в переводе значилось «Предводитель плакальщиц». Печальный её вид в космическом общежитии стал Веньке понятен…
Он недоумевал, почему созвездие назвали Большой Медведицей? Никакого медведя он не видел, скорее конскую голову с уздечкой. Семь звёзд висели над головой, как посланники Вечности. Со своей он разговаривал, при встрече подмигивал. Она ему. При расставании прощался вслух.
Под утро, насмотревшись на небо, нафилософствовавшись, Венька опускался в водительское кресло, как на грешную землю. С неохотой поворачивал ключ в замке зажигания и возвращался в город…
Венька рассматривал свои ступни, шевеля длинными тонкими пальцами ног. Он пока так и не определился – встать быстро или просто сползти с кровати и уже стартовать с пола. Мысль его забавляла своей никчёмностью, но насущностью. Прервал его утренние рассуждения голос матери, которая увидела под дверью полоску света.
– Ве-еньк! Вражина! Ты чаго это лампочку жжёшь! Али ишо не ложился?
– Ишо нет! – в тон матери ответил он, передразнивая её деревенский диалект. У этой женщины была нелёгкая жизнь. Она с детства много и тяжело работала, как все колхозники. Замуж вышла за тридцать. Дети были поздними, но желанными. Семья жила небогато, но в достатке и любви. Потом, после смерти мужа, тужилась одна. Подросший сын помогал как мог…
Сейчас она, улыбчивая, не старая, с добрыми лучистыми глазами, стояла в дверном проёме, вытирая руки о передник.
– Завтрак стыня! Поспяшай!..
– От, мать, ты у меня молодец! – Венька хохотнул. – Вроде уже городская, а всё «Ныне-ноня, туды-сюды!» – оба рассмеялись…
Город стремительно наползал на близлежащие посёлки, как щупальца растущего спрута. Сносились некогда деревенские дома, пилились фруктовые сады, и на их местах воздвигались панельные многоэтажки, в которые и переезжали бывшие колхозники. Посёлок, в котором жил Венька с матерью и сестрой, в каких-то лет пять оказался в черте города. Сестрёнка вскоре вышла замуж и укатила в соседний городок. Венька холостяковал с матерью. Вокруг некогда налаженные хозяйства пребывали в растерянности, не став ещё толком городскими, но уже теряя деревенские навыки. Тут по утрам продолжали голосить петухи, воду всё ещё носили в вёдрах из уличных колонок, но кипятили её уже на газовых плитах. Всё жило в ожидании крепких изменений, а их всё не было и не было. В результате целая улица оказалась в центре нового микрорайона: по краям панельные серые монстры – девятиэтажки, а посередине – добротные частные дома с садами и огородами, окружённые яркоокрашенными крепкими заборами.
Словно в насмешку чья-то рука разбросала новостройки как попало. «Ни улиц тебе, ни дворов! Каждый дом, как пуп земли!» – собираясь вечерами на лавочках, обсуждали поселковые современное градостроение. Так они и жили – невольные «лилипуты» в стране «Гулливеров»…
– …Ладно, ма, умываться! Пять минут!..
Кран с холодной водой был во дворе, как и все прочие удобства. Воду использовали, когда летом поливали помидоры, огурцы, капусту, клубнику и прочую растительность.
Венька вышел во двор, с хрустом потянулся и… задохнулся от свежести воздуха, ослеп от яркого солнца, белоснежных облаков и осколков ярко-синего неба. День был на редкость прохладным, словно природа извинялась за последние дни беспощадной жары. В такой день хотелось куда-нибудь мчаться по шоссе, заставляя стрелку спидометра заваливаться вправо. Но мчаться не бесцельно, а торопиться туда, где тебя ждут. Куда зовёт сердце и указывает путь лучше всякого компаса…
Венька неосознанно стал примерять лучшую свою рубашку, критически поглядывая на себя в зеркало.
– Оух! Гляньте – без порток, но в шляпе! – мать со смехом застукала Веньку за примеркой. Он и в самом деле стоял без брюк. – Куды ж ты навострился, никак кралю себе завёл? – мать с радостью и надеждой взглянула на сына.
– Скажешь тоже – краля! Много ты их тут видела?
– Я-то видела, ты их не замечаешь! Вроде не порченный ты у меня!
– Ма! Ну хватит, ей богу! Всему своё время! Дай в пацанах походить! Ты сама нас во сколько рожала? То-то же!.. – Венька всегда использовал этот аргумент. – Я к ребятам в цирк. К Пашке со Светой. – На последнем имени Венька как-то заметно киксанул голосом.
Мать проницательно посмотрела на своего сына. Покачала головой и тихо сказала:
– Чужого ничаго не бери, сынок! Своё – храни! Остальное – Господь даст…
Глава пятьдесят восьмая
Света любила смотреть на Пашкины выступления. Он работал четвёртым номером в первом отделении программы. Иванова его заканчивала. До её выхода оставалось ещё много времени. Лошади были готовы, костюм на ней, оставалось его прикрыть халатом, забраться по ступенькам к осветителям на центральную пушку и затаиться там, чтобы Пашка не заметил и не нервничал.
