Сегодня они предъявили список. Начинался с кухонной техники и заканчивался гостевой ванной.
Втроем они стояли в тесной ванной и смотрели, как из дорогой кафельной душевой кабины на новый шахматный пол струйкой бежит вода.
— Видите? — Сара Гэллоуэй красным когтем ткнула в ручеек. — Течет.
Хотелось спросить, зачем они вообще принимают душ в гостевой ванной, но от вопросов Джейни воздержалась. Вытащила рулетку, померила порожек душевой кабины, хотя и так знала, что порожек стандартный.
— Хм-м. Тут стандартная высота.
— Но вы же ВИДИТЕ, что ТЕЧЕТ.
— Вижу… и я вот думаю…
Сара удивленной совой воззрилась на Джейни; та уже выучила эту гримасу — она означает, что жертва ботокса хмурится.
— Что вы думаете?
— Ну, я вот не знаю, в кабине дело или в количестве воды? Потому что если воды лилось много, вполне понятно… — Джейни помолчала, а затем договорила на одном дыхании: — Вы в первый раз сегодня душ принимали или во второй? Вы подолгу моетесь в душе?
Господи, как она это ненавидит. Все равно что спрашивать, не занимались ли они в душевой кабине сексом. И если да, не помешало бы сообщить, что у них есть такая привычка — Джейни бы тогда соответственно рассчитала размеры…
Фрэнк Гэллоуэй откашлялся.
— По-моему, мы пользуемся душем… э… вполне нормально… — начал он, но тут у Джейни в кармане зажужжал телефон.
— Секундочку.
Она глянула на экран. «Детский сад „Росточки“». Да что ж такое-то, а?
— Слушайте, извините меня, я должна ответить. Одну минуту.
Она вышла в соседнюю комнату. Ну что еще нужно воспитателям? Будут, наверное, жаловаться, что Ноа сегодня плохо пахнет. Это, конечно, правда, пахнет он и впрямь плохо, но…
— Это Мириам Уиттакер, — процарапал ей ухо скрипучий голос директрисы.
Дыхание занялось, коленки ослабли — неужто настал тот самый миг между «до» и «после», которого все так страшатся? Подавился яблочным огрызком, грохнулся с лестницы? Джейни привалилась к стене.
— Ноа здоров?
— С ним все в порядке.
— Ох, ну слава богу. Слушайте, я на совещании, можно я вам перезвоню?
— Мисс Циммерман. У нас серьезная проблема.
— Так. — Директрисин тон нервировал; Джейни покрепче прижала телефон к уху. — Что случилось? Ноа что-то натворил?
Молчание медленно пропитывало ее сознание, сообщая все необходимое и ничего вообще. Слышно было, как в трубке дышит директриса, как Сара Гэллоуэй что-то кудахчет мужу в ванной — тихонько, но недостаточно тихо. Кажется, произнесла слово «небрежность».
— Он плакал в тихий час? Кого-то дергал за волосы? Что произошло?
— Вообще-то, мисс Циммерман, — тут директриса резко выдохнула, — нам лучше поговорить лично.
— Я приеду, как только смогу, — отрубила Джейни, но голос у нее дрогнул, и страх переломанной костью проткнул изнутри личину профессионала.
Директриса «Росточков» была львом, колдуньей и платяным шкафом в одном лице. Сложена кубически, вся в черном, от очков модной бабушки до остроносых ботильонов, а длинные волосы, серебристая грива до широченных плеч, нежданно эротичны, точно фига капризам времени. Последние пятнадцать лет мисс Уиттакер заправляла лучшим детским садом в помешанном на образовании районе и потому несколько переоценивала свою значимость в картине мира. Джейни всегда забавляло, до чего высокомерна директриса со взрослыми, — из-под этой маски проступали патетика и спонтанная теплота.
Однако теперь, примостившись на оранжевом пластмассовом стульчике между цветком в горшке и плакатом «Книжный червь», Джейни читала в лице старухи тревожные вести: не привычную вызывающую властность, но страх. Директриса, похоже, нервничала не меньше Джейни.
— Спасибо, что приехали, — сказала мисс Уиттакер, откашлявшись. — И так быстро.
— Ну так что случилось-то? — не повышая голоса, спросила Джейни.
Последовала пауза; Джейни старалась дышать ровнее, слушала сердцебиение детского сада — как подтекает кран в классе изо, как учительница распевает «прибираемся, прибираемся, все прибираются», как верещит ребенок — чей-то чужой ребенок.
Мисс Уиттакер подняла голову и вперилась взглядом куда-то чуть левее плеча Джейни.
— Ноа рассказывал нам про оружие.
Так вот в чем дело? Ноа что-то сказал? Да раз плюнуть. Напряжение в теле стало отпускать.
— Я думала, все мальчики говорят про оружие.
— Он говорил, что играл с оружием.
— Он про игрушечный бластер, наверное, — ответила Джейни, и мисс Уиттакер посмотрела ей в лицо. Довольно жестко.
— Если точнее — он говорил, что играл с винтовкой «ренегат» пятьдесят четвертого калибра. Сказал, что порох пахнул тухлыми яйцами.
У Джейни на миг взыграла гордость. Ее сын много чего знал — с Ноа вечно так, какой-то вывих в мозгу, как у крупных ученых, только вместо уравнений он сыпал случайными фактами, которые, видимо, где-то подслушивал. Может, и у Эйнштейна был такой мозг? Или у Джеймса Джойса? Может, их в детстве тоже никто не понимал. Впрочем, надо бы что-то сказать этой женщине, которая сверлит Джейни взглядом через стол.
— Я, честное слово, не знаю, где он нахватался. Я передам ему, чтобы про оружие не говорил.
— Вы хотите сказать, будто не знаете, где он имел дело с винтовкой? И откуда ему известно, что она пахнет серой?
— Он нигде не имел дела с винтовкой, — терпеливо ответила Джейни. — Что до серы — я понятия не имею. Он иногда выдает странные вещи.
— То есть вы отрицаете? — На Джейни директриса не глядела.
— Может, по телевизору увидел?
— Так он телевизор смотрит?
Ну что за женщина, а?
— Он смотрит «Диего»
[10], «Дору», «Губку Боба», бейсбол… Может, на И-эс-пи-эн была охотничья реклама, например?
— Это еще не все. Ноа помногу говорит о «Гарри Поттере». А вы утверждаете, будто этих книг ему не читали и кино не показывали.
— Совершенно верно.
— Однако он их прекрасно знает. Постоянно твердит какое-то убийственное проклятие.
— Слушайте, ну это же Ноа. Он много чего говорит.
Джейни повозила ногами. У нее на этом стульчике уже отнимался зад. От Гэллоуэев пришлось уехать в спешке; вероятно, миссис Гэллоуэй прямо в эту минуту обзванивает подруг, говорит, что все-таки зря рекомендовала им «Архитектурное бюро Джейн Циммерман». Из-за такой ерунды Джейни теряет клиентов.
