Джейни понимала, что это сон, но не удержалась:
— У Ноа астма. Нужно взять небулайзер… он в ящике…
— Ноа прекрасно дышит.
Длинное тело Андерсона застыло над бьющимся тельцем Ноа; доктор по-прежнему придерживал ребенка за ноги. Не тронь моего сына, подумала Джейни, но смолчала. Ничего не сказала. Отправила Андерсону мысленное послание: один неверный жест, мужик, и вылетишь отсюда головой вперед, только держись.
— Ноа, — твердо сказал Андерсон. — Уже можно проснуться. Все хорошо.
Ноа перестал трепыхаться. Открыл глаза.
— Мама.
— Да, малыш, — ответила Джейни. Но ее сын смотрел мимо. Он звал не ее.
— Я хочу домой.
— Ноа, — повторил Андерсон, а мальчик обратил к нему голубые глаза и не отвел взгляда. — Можешь рассказать, что случилось во сне?
— Мне нечем дышать.
— Почему тебе нечем дышать?
— Я в воде.
— В океане? В озере?
— Нет.
Ноа несколько раз судорожно, неглубоко вздохнул. Джейни почувствовала, как не хватает воздуха ее собственным легким. Если не будет дышать Ноа, ее дыхание тоже остановится.
Ноа заерзал и сел. Держать его за ноги больше не было нужды. Андерсон прекрасно удерживал его внимание.
— Он меня поранил.
— Во сне? — быстро переспросил Андерсон. — Кто тебя поранил?
— Не во сне. По правде.
— Я понял. Кто тебя поранил?
— Поли. Он поранил мое тело. Почему он так?
— Я не знаю.
— Почему он так? Почему? — Ноа вцепился в руку Андерсона, горестно уставился на него. Джейни обернулась невидимкой, тенью в изножье постели.
Андерсон напряженно смотрел Ноа в глаза:
— Что сделал Поли?
— Он поранил Томми.
— Томми? Тебя так звали?
— Да.
В голове у Джейни слова сына отдавались странным эхом, будто доносились из далекой дали. И однако Джейни стояла здесь, в знакомой спальне, под светящимися звездами, которые сама наклеила на потолок, одну за другой, подле комода, который сама разрисовала слонами и тиграми, подле Ноа, ее Ноа, и дверь в мозгу открывалась, и закрывалась, и открывалась снова.
— Я понял, — сказал Андерсон. — Прекрасно. А свою фамилию ты помнишь?
— Не знаю. Я просто Томми.
— Хорошо. А семья у тебя была, когда ты был Томми?
— Конечно.
— Кто у тебя был?
— Мама была, и папа был, и младший брат. И у нас была ящерица.
— Как их звали?
— Хвосторог.
— Хвосторог?
— Это лесной дракон. Мы с Чарли его так назвали, потому что он похож на хвосторога, с которым сражался Гарри
[17].
— Я понял. Кто такой Гарри?
Ноа закатил глаза.
— Ну Гарри Поттер же.
Джейни ахнула. Вобрала воздуху в грудь, почувствовала, как он жжет легкие. Такая знакомая спальня, такая незнакомая картина: высокий мужчина склоняется над Ноа, и круглое, ясное детское личико почти тычется в угловатое лицо старика.
— А где вы все живете?
— В красном доме.
— В красном доме. А дом где?
— В поле.
— А поле где?
— Эшвю?
— Эшвью?
— Точно!
— Ты там живешь?
— Там мой дом!
Джейни выдохнула — получился тихий завиток звука.
— Я хочу туда. Можно я туда?
— Мы стараемся. Давай немножко поговорим про то, что сделал Поли? Можешь?
Ноа кивнул.
— Ты помнишь, где был, когда это случилось? Когда он тебя поранил?
Ноа опять кивнул.
— Ты был у воды?
— Нет. У Поли.
— Когда он тебя поранил, ты был у него дома?
— Нет. Снаружи.
— Хорошо. Снаружи. И что он сделал, Ноа?
— Он… он меня застрелил! — вскричал Ноа, задрав лицо к Андерсону.
— Застрелил?
— У меня кровь… Почему он так?
— Я не знаю. А ты как думаешь почему?
— Я не знаю! Не знаю! — Ноа все сильнее волновался. — Я не знаю почему!
— Ну хорошо. Все хорошо. А дальше что было? Когда он тебя застрелил?
— Дальше я умер.
— Умер?
— Да. А дальше я пришел к… — Он поискал глазами. — Мама-мам?
У Джейни, оказывается, подогнулись колени: теперь она сидела у постели на корточках. И дышала — вдох-выдох. А Ноа смотрел на нее.
— Мама-мам, с тобой все хорошо?
Джейни посмотрела на сына. На своего сына. Свое дитя. Ноа.
— Да. — Она пальцем отерла глаз. — Это потому что линзы.
— Надо их вынуть.
— Я сейчас выну.
— Мама-мам, я устал, — сказал Ноа.
— Ну еще бы, малыш. Ляжем спать дальше?
Ноа кивнул. Андерсон подвинулся, и Джейни села на постель. Ноа положил вспотевшие Ноа-ладошки Джейни на плечи, и она боднула его в лоб. Они рухнули на постель вместе, как одно существо, которым некогда и были.
Когда она во второй раз за вечер вышла из спальни Ноа, Андерсон сидел в кухне. Джейни походила по темной и тихой гостиной, разглядывая предметы, которые за последний час совершенно переменились.
Я Джейни, говорила она себе. Ноа — мой сын. Мы живем на Двенадцатой улице.
Проехала машина, огладила темную стену вспышкой белизны.
Я Джейни.
Ноа — мой сын.
Ноа — Томми.
Ноа был Томми, был застрелен.
Она верила и не верила. Ноа застрелили, у него шла кровь — сами эти слова терзали ее.
Вдруг отчаянно захотелось все отменить — чтобы Джейни никогда не встречалась с этим человеком, чтобы можно было вернуться в те времена, когда были только она, Ноа и их общая жизнь. Но ведь туда не вернуться, да? И таков главный урок взросления, материнства? Будь здесь и сейчас. В жизни, которую проживаешь, в мгновении, что еще не истекло.
