У могилы она сказала Генри правду: она скучала по Томми каждый день и каждую секунду. Скучала, но чувствовала его присутствие — не в этом другом ребенке, но вокруг, и это нельзя удержать и нельзя понять, как не удержишь Томми, как не поймешь, отчего она мгновенно открыла сердце Ноа или отчего ее любовь к Генри так ноет и ни в какую не хочет уходить.
— Мама, ты как?
Он за ней наблюдал. Он всегда за ней наблюдал, ее Чарли. Она обернулась к нему:
— Я нормально, милый. Правда. Мне бы просто еще минутку посидеть.
— Ладно.
Она выключила двигатель, и они еще посидели в темной машине.
Глава сорок третья
Осталось пережить только прощание, подумал Андерсон, ныряя в суматошную человеческую толпу, поджидающую близких у багажной карусели. Вокруг целые семьи нетерпеливо выгибали шеи или со слезами, объятиями и целыми букетами воздушных шариков падали на грудь родственникам. Отцы подхватывали дочерей и поднимали высоко-высоко.
Раньше люди воссоединялись у выхода, но нынче другая эпоха. Нынче люди забирают друг друга и багаж в этом зловещем гулком зале, выкликают: «Мое». Синий — это мой. Ты мой. Молодая красотка в обрезанных джинсах взглядом обыскивала толпу; немолодая грузная женщина выступила вперед и заключила девицу в объятия.
Осталось пережить только прощание…. а потом…
— Готовы?
Джейни положила руку ему на плечо. Они теперь лучше познакомились, сблизились, нравится это Андерсону или нет. Она за него волнуется. Андерсон отвернулся.
— У меня машина на стоянке. — Он указал подбородком. — Подвезти вас?
— Мы такси возьмем, — ответила она, и он кивнул, в глубине души ликуя. Значит, не придется разговаривать; еще несколько минут — и все. В воображении он уже был в пути, машина катила сквозь тихую ночь. — Нам не по дороге, — прибавила Джейни. — Или, если хотите, переночуйте у нас — поздно уже за руль садиться. У нас есть диван.
— Ничего со мной не будет.
Ее взгляда Андерсон избегал. У нее в глазах слишком много тепла. Нечего ей из-за него переживать. Он вообще уже исчез.
Андерсон присел перед Ноа на корточки:
— Что ж, друг мой, будем прощаться.
— Не люблю прощаться, — сказал Ноа.
— Я тоже, — ответил Андерсон. — Но иногда прощаться… хорошо. — Он хотел сказать другое слово; ну и черт с ним.
— Мы с ним скоро увидимся, букаш, — с липовой бодростью утешила сына Джейни. — Правда, Джерри?
— Это не исключено.
— Не исключено?
Голос у нее стал пронзительнее. Андерсон не отвел глаз от Ноа. Тот, похоже, с разлукой справлялся получше мамы. Может, уже привык.
— В смысле, вероятно, да?
Нет, Джейни. На сей раз я сказал ровно то слово, которое хотел.
— Тебе, я думаю, будет так весело, что ты вообще про меня забудешь, — сказал Андерсон мальчику.
— Ничего не забуду. А ты меня забудешь? — встревожился тот.
Андерсон возложил ладонь ему на голову. Волосы под рукой мягкие.
— Не забуду. Но иногда можно и забывать, — мягко сказал он.
Мальчик над этим поразмыслил.
— И про Томми я тоже забуду?
— А ты хочешь?
Ноа еще подумал.
— Что-то хочу. Что-то нет. — Тихий ясный голос был еле слышен в реве огибавшего их людского потока. — А можно выбрать, что помнить?
Андерсон будет скучать по этому ребенку.
— Можно попробовать, — сказал он. — Но про сейчас забывать нельзя. Про ту минуту, где мы сейчас. Это важнее. Это нельзя забывать.
Ноа недоуменно рассмеялся:
— Как это можно забыть?
— Не знаю.
Андерсон все сидел на корточках, и колени уже ныли. Ноа боднул его в лоб и заглянул как будто в самую душу. Пахнул Ноа леденцом, который ему дала стюардесса в самолете.
— Ты не очень много знаешь.
— Вот это уж точно.
Исследование почти завершено. Осталась одна деталь. Просто поразительно, что Андерсон не проверил раньше.
— Сделаешь мне одолжение? Я знаю, что это странно, но ты не покажешь мне… грудь и спину? На секундочку? Ничего? Можно?
Он обернулся к Джейни — та слушала. И кивнула. Андерсон отвел Ноа подальше от толпы и чужих взглядов, к спящей багажной карусели.
Взрослый спросил бы зачем. Ноа просто задрал футболку.
Андерсон бережно его повертел, осмотрел бледную грудь и спину. Два родимых пятна, еле различимых: блеклый красноватый круг на спине и драная выпуклая звезда спереди. Траектория пули, отчетливо выписанная на детской плоти.
Прежде Андерсон достал бы фотоаппарат, но сейчас лишь отпустил подол футболки. Вот и улики.
У соседней карусели большое семейство пересчитывало чемоданы. Вокруг носились два мальчика в футбольных майках. Завершив процедуру прощания, Ноа побежал к ним, и они втроем устроили аэропортовые салки.
— Можете использовать, — вполголоса сказала Джейни.
В голосе ее была убежденность, какой Андерсон прежде за ней не замечал: она тоже разглядела отметины на теле сына.
— В книге. Можете написать про Ноа. И использовать его имя, без фамилии.
— Могу, да? — Вопрос он адресовал себе самому.
— Простите, что в вас сомневалась. Я даю вам разрешение, — чопорно сказала она, — использовать эту историю, как захотите.
Андерсон поблагодарил ее кивком. Может, если поторопиться, его еще хватит дописать эту главу. Уж этим-то он обязан человеку, которым был прежде. А вот человек, которым он стал теперь… кто он, этот человек?
— Как думаете, Ноа… ему лучше? — запнувшись, спросила Джейни.
Она смотрела на него доверчиво — Андерсона это тронуло и встревожило.
— А вы как думаете?
Она поразмыслила.
— Может быть. Пожалуй.
Ноа с футболистами хохотали, держась за животы.
— А почему Томми решил вернуться в Штаты? — спросила Джейни, не сводя глаз с сына. — Почему не в Китай, не в Индию, не в Англию? Вы как-то сказали, что люди часто перерождаются поблизости от дома. Но почему?
Она всерьез недоумевала, и Андерсон на миг растерялся, точно все вопросы, что за полжизни прожужжали ему уши, вдруг обнаружили новый зеленый луг и взялись роиться там.
— Некоторая корреляция наблюдается. — Говорил он с расстановкой, тщательно подбирая слова. — Некоторые дети рассказывают, что проводили время в окрестностях тех мест, где умерли, и выбрали родителей из людей, которые просто проходили мимо. Другие рождаются в своих же семьях, собственными внуками, племянниками или племянницами. Мы предполагали, что это, может быть… из-за любви. — Он хотел произнести другое слово, более клиническое, но оно оказалось недоступно. — Возможно, свои страны они любят так же, как свои семьи. — Он пожал плечами. — Как мигрирует сознание — вопрос, на который я ответа не нашел. Я застрял на попытках доказать, что оно существует. — Он нетерпеливо пошаркал ногами. — Слушайте, — сказал он. — Мне было очень…
