В начале 1936 года, еще из своего богемного мирка в Вене, Лев не раз наведывался в фашистскую Италию и там общался с теми, кого можно было бы назвать «либеральными фашистами», вращаясь в высших сферах, в обществе Муссолини
[155]. Хотя Лев некогда с презрением отозвался о диктатуре, к середине 1930-х годов он все больше и больше стал увлекаться фашистским движением. Он хорошо помнил свое давнее впечатление, когда при виде марша молодых фашистов решил, что движение Муссолини способно противостоять сталинской угрозе. Теперь, в конце 1930-х годов, Муссолини и итальянские фашисты взяли на себя странную, невероятную роль защитников — они защищали от Гитлера и от нацистов не только Льва, но и многих других евреев. Лев, конечно же, слышал об этой позиции от своего приятеля фон Вайзля, который, начиная с 1920-х годов, превозносил присутствие итальянских фашистов на Ближнем Востоке. Ведь в 1920-1930-х годах, в тот период, когда еще не был заключен фатальный для Италии «Стальной пакт» между Муссолини и Гитлером, итальянский диктатор обещал найти «третий путь» между тоталитарными кошмарами нацизма и коммунизма, с одной стороны, и явной слабостью западных демократических государств — с другой. Многие верили в то, что Муссолини удастся модернизировать нацизм, использовать его союз с фашистами для того, чтобы не позволить нацистам воплотить в жизнь свои расовые политические решения.
Главным союзником Льва, помогавшим ему получить одобрение для проекта биографии дуче, был Джованни Джентиле, глава издательства «Сансони» и член фашистского Высшего совета. Самый известный итальянский интеллектуал, который встал на сторону Муссолини, Джентиле был одним из его ближайших советников, а также автором многих наиболее важных фашистских законов. В июне 1937 года Джентиле написал прошение с просьбой о личной аудиенции дуче Эсад-бею, предлагая поручиться за него; Лев, по-видимому, даже побывал в секретариате Муссолини, поскольку в архивах Министерства народной культуры в Риме я обнаружил небольшую карточку от 3 июля 1937 года, в которой мелким почерком Льва было написано:
Его Превосходительству Бенито Муссолини, главе итальянского правительства, с глубочайшим почтением Эсад-бей
Однако всего за день до этого, 2 июля, секретарь Муссолини получил длинное письмо от человека, который утверждал, будто он услышал о предполагаемом проекте «от одного друга», которого недавно познакомили с Эсад-беем в издательстве «Тревес». В связи с этим он пожелал сообщить следующее: «Важно, чтобы дуче стало известно, что этот самый господин, который уверяет всех, будто он азербайджанского происхождения и будто его отец мусульманин, а мать русская нигилистка, на самом деле он не кто иной, как Лев Нусимбаум, и отца его зовут Абрам». В архивах фашистской политической полиции в Риме я обнаружил похожие письма от какого-то другого доносчика, из Вены, который также передавал в Рим последние разоблачения гестапо, касавшиеся человека, «выступавшего под личиной Эсад-бея».
Это были все те же былые обвинения, но только в 1937 году они звучали куда более весомо и представляли собой большую опасность, чем в 1929-м.
К тому же автор этого письма пошел дальше предыдущих «разоблачителей»: он утверждал, что маска уроженца Востока, которую носил Лев, была на самом деле лишь частью грандиозного еврейского заговора, таившего «угрозу для исламского мира, опасность для западной цивилизации, для прогресса и для всей Европы в целом, явной целью которого является, как бы это ни было замаскировано, желание помочь сородичам в Палестине». Автор письма завершил свое письмо неубедительными извинениями за то, что он сообщает дурные новости, однако все-таки пишет дальше: «Поскольку речь идет о самом дуче, личность которого для любого итальянца священна, я питаю надежду, что вы мне простите подобное обращение к вам».
На протяжении большей части своего существования режим Муссолини не отличался антисемитизмом, причем поначалу дуче открыто критиковал расизм Гитлера — правда, возможно, по той причине, что нацисты не включили современных итальянцев в свой пантеон арийских суперчеловеков. Муссолини называл научный расизм и антисемитизм «немецкой болезнью», что было пренебрежительным откликом на термин «прусская наука», который использовался во всем мире для обозначения евгеники — науки о расовом отборе. Гитлер ответил на слова Муссолини, охарактеризовав его движение как «кошерный фашизм». В 1920 году, когда Гитлер уже вынашивал планы лишить всех евреев германского гражданства и изгнать их из всех слоев германского общества, Муссолини написал статью для своей газеты «Иль пополо д’Италиа», в которой утверждал: «У нас в Италии мы не делаем различий между евреями и неевреями, притом в любой сфере, будь то в религии, в политике, в армии или в экономике. Итальянские евреи нашли Новый Сион здесь, в нашей прекрасной стране, которую многие из них героически защищали с оружием в руках, пролив за нее свою кровь». Сотни евреев стали тогда членами недавно созданной фашистской партии, и во время первого десятилетия существования фашизма в Италии были генералы-евреи, профессора-евреи, а также евреи — члены Большого фашистского совета. И любовница Муссолини, ведущая интеллектуалка и теоретик фашизма, вовсе не скрывала, что она еврейка
[156] Возможно, не многим известно, что у истоков Военно-морских сил Израиля была осуществленная фашистами в 1930-х годах программа боевой и тактической подготовки и что самому дуче предоставили возможность основать кафедру фашизма в Еврейском университете в Иерусалиме.
Все это, однако, закончилось с недолгим, но катастрофическим альянсом с Гитлером. В сентябре 1937 года Муссолини отправился в Германию, где ему показали, как Люфтваффе проводят свои учения, бомбя макеты польских деревень, как нацистские войска участвуют в генеральной репетиции предстоящего блицкрига. Фюрер польстил ему, назвав Муссолини крестным отцом мирового фашизма, а толпа в Берлине устроила ему восторженный прием. На следующий год Муссолини ввел в итальянской армии шагистику на прусский манер, а также заставил итальянцев говорить «Salute il Duce!»
[157] в подражание германскому «Хайль Гитлер!» Антисемитизм стал в Италии новой догмой, хотя она и противоречила практически всему, что существовало прежде в стране.
