Василий Лаврентьевич извещал о резком ухудшении своего здоровья. У него обнаружилось или сильно обострилось амилоидное перерождение почек, что вызвало значительное снижение гемоглобина в крови, вялость, сонливость, потерю аппетита… Поскольку беда не приходит одна, то у жены его, пошли «бурные вспышки гипертонии», так что дважды ее увозила в больницу скорая помощь. Они вдвоем отправились на прием к невропатологу в поликлинику ЛГУ. «Она спрашивает, чем объясняется такая частота гипертонии? Альбина ответила: тяжело болен муж, я не имею родных, детей, квартиры отдельной, пенсии и т. п. А что за болезнь у мужа? Амилоидоз почек. И почтенная дама не нашла ничего более благоразумного, как сказать: «Мой брат 50-ти лет погиб от этой болезни. Никакие лекарства не помогли». Эффект такой справки был печальный, – продолжал Василий Лаврентьевич. – А[льбина] В[икторов]на в 2 часа ночи разбудила меня и стала петь мне отходную! Поставила на обсуждение – какой способ самоубийства наиболее легок и мгновенен?»
[451]
Перейдя к своим литературным делам, Василий Лавретьевич привел копию письма, полученного им раньше от Юрия Лощица (оно датировано 31 октября 1979 г.) Вот текст этого письма:
«Глубокоуважаемый Василий Лаврентьевич! Мои личные обстоятельства сложились так, что в июле с. г. мне понадобилось расстаться со своими обязанностями научного редактора
[452] серии ЖЗЛ. На 41-м году жизни (может и поздновато?) захотелось попробовать свои силы в собственных литературных занятиях, не совмещаемых с постоянной редакторской работой. Не знаю, получится ли что-нибудь из этого, но три книги я уже написал, так сказать без отрыва от производства и ей-ей как-то подустал. Числящиеся за мной рукописи далеко не сразу были перераспределены в редакции. Недавно узнал, что Ю. И. Селезнев передал ее [рукопись Меркулова] Г. Е. Померанцевой, и на душе у меня стало полегче. Дело в том, что она старейший и опытнейший редактор, умеет обходить самые различные рабочие препятствия, перед многими из которых я, например, терялся и опускал руки. У меня с ней был подробный разговор о теме рукописи, о Вас, и я понял из беседы, что Г. Е. с интересом отнеслась к личности Ухтомского и с пониманием к нашим с Вами рабочим трудностям. Кстати, у нас в редакции передача той или иной «трудной» рукописи не редкость. В свое время я принял от Г. Е. «Баха», а затем «Алексея Толстого», обе книги уже вышли. Иногда ведь и сам редактор неимоверно преувеличивает предстоящие «трудности», а другой, окинув их свежим взглядом, видит, что дело гораздо проще. В. Л., за время нашей работы (какой?)
[453] и переписки я проникся к Вам искренней симпатией. Буду рад, если Вы не станете поминать меня лихом. Еще более буду рад, когда увижу Вашу книгу «Ухтомский» вышедшей в свет. Доброго Вам здоровья Ю. Лощиц».
Приведя это письмо, Василий Лаврентьевич продолжал:
«Но этим дело не кончилось. Некто Борис Белоголовый (какой-то приятель Селезнева) стал мне звонить, когда я 5/XII–79 г. вышел из больницы, и предложил такой вариант: «берите меня в соавторы, пишите о согласии заявление Селезневу, я – киносценарист и уезжаю сейчас в Новосибирск, а в конце февраля охотно буду (50/50 %) Вашим помощником в этом деле. Мне давали читать Вашу рукопись (варианты), и я убежден, что без меня у вас ничего не выйдет». Сей наглец разговаривал со мной в манере укротителя зверей. Я уклонился от такого лестного предложения. Даже не полюбопытствовал, что он собой представлял.
Померанцева писала о нем как о самоуверенном и очень нахрапистом деятеле искусств»
[454].
Такого огорошивающего письма за восемь лет нашего общения я от Василия Лаврентьевича не получал!
Прежде всего – еще одна страшная болезнь, по-видимому, застарелая, но раньше он о ней не упоминал!
И реакция его неуравновешенной супруги!
И иезуитское письмо Лощица! И непрошенный «соавтор»!
Все в одном флаконе!
6.
Я тоже понятия не имел, кто этот приятель Селезнева, который вдруг обрушился на Василия Лаврентьевича – по наводке редакции. Не знал бы и сегодня, если бы не интернет. Поисковая система Google сразу же привела на личный портал Бориса Георгиевича Белоголового.
На заглавной странице – десяток выразительных портретов – живописных и фотографических. С них смотрит худощавое лицо аскета с впалыми щеками – узкие глаза, любовно ухоженная бородка, скорбная дума на челе и во всем облике.
Из автобиографической справки можно узнать, что Борис Белоголовый родился в 1937 году (почти мой ровесник); ему выпало тяжелое детство, довольно типичное для поколения, обездоленного войной. Его родители погибли в блокадном Ленинграде; он был усыновлен теткой, но воспитывался в детских домах. Программу школьной семилетки одолевал с натугой, дважды оставался на второй год. Научился обслуживать кинопередвижку, но экзамена на киномеханика сдать не смог. Неясно, когда и как он окончил среднюю школу. Пытался поступить в Литинститут, но на вступительном экзамене получил двойку за сочинение. На следующий год поступил на филфак МГУ, но учение опять шло с натугой: с третьего курса ушел «по собственному желанию». Однако в 1966 поступил во ВГИК и окончил сценарный факультет – с отличием.
«Первый фильм, учебный – «Использование РЛС при расхождении судов в тумане», 1973 г., Леннаучфильм. Первая публикация – очерк «Лес», журнал «Юный натуралист», № 8, 1974 год. Первая книга – «Красный август», Москва, «Кучково поле», 2007 год»
[455].
На сайте помещена обложка книги «Красный август» и краткая аннотация. На обложке полупрофильный портрет Сталина с пышным, почти буденовским усом, черным, как смоль. Аннотация гласит:
«Беспримерная в мировой истории диктатура Сталина с неизбежностью сложилась в общественно-политическом климате смертельно больной России, которая очень хотела жить. Заслуги «ленинской гвардии» по захвату государственной власти бессовестно раздуты: октябрьский переворот 1917-го лишь окончательно довершил обвал России, подготовленный и совершенный Ее элитами, отчасти злонамеренно, а больше из благих намерений. Осенью 1917-го «Единая и Неделимая» распадалась, осыпаясь под бойкие копыта этой «гвардии», несомненная заслуга которой – удержание всероссийской власти. Большевизм не идеология, а бесцеремонная тактика, победоносная любой ценой. Ленин и Сталин – воплощение максимы «цель оправдывает средства» – явились разрешителями вожделений сонмища российских исповедников беспредела, порою ярых, а чаще стыдливо робких. И в бесконечных синодиках «жертв культа личности» не так уж много вовсе неповинных в создании, поддержании и характере культа Ленина-Сталина. Однако устремления Тельца и Стрельца оказались диаметрально различны: первый ратовал за Мировую Революцию, но не успел; последний – за «отдельно взятую страну» и преуспел. Россия получила феномен Красного Августа в пору крайней исторической необходимости, а народ – по заслугам и грехам своим. Нынешним поколениям россиян следует возблагодарить Всевышнего, что Сталин был, а они опоздали в Его крутую эпоху»
[456].
