На наши футбольные поединки приходили посмотреть даже взрослые, чтобы вблизи увидеть зарождающуюся знаменитость. Через годы Сегель, вернувшись с фронта и став кинорежиссером, выпустил на экраны ряд прославивших его детских фильмов. Несколько лет назад я с болью в сердце провожал в последний путь своего товарища по футболу нашего детства.
Замечу, кстати, что в 170-й школе, во дворе которой мы тогда играли в футбол, я учился в одном классе с Володей Иллешем — сыном известного венгерского писателя, автора ряда популярных романов Бела Иллеша.
Со многими звездами театра и эстрады меня свела судьба в конце страшного 41-го года. Дело в том, что все столичные театры были эвакуированы на восток, но часть актеров осталась в городе. Тогда было принято решение организовать некое подобие эстрадного театра. И в ноябре в осажденной столице такой театр начал работать. Располагался он в старом здании, на площади Маяковского (ныне Триумфальная), рядом с местом, где теперь стоит памятник поэту. До войны там работал Театр сатиры.
Я уже писал в предыдущих главах, как после ареста отца нашу квартиру почти тут же прибрал к рукам какой-то генерал НКВД, а мы с мамой и Юлей переехали в большую коммуналку в дом № 15/13 на углу Петровки и Столешникова переулка.
Среди наших соседей оказался заслуженный артист республики, орденоносец (так писали тогда в афишах) Павел Иванович Ильин. Свои звания и награды он получил, работая режиссером в Краснознаменном ансамбле песни и пляски Красной Армии, которым руководил его создатель Александр Васильевич Александров — автор музыки Гимна СССР.
Когда образовался Театр эстрады, Павел Иванович, видя тяжелое положение нашей семьи и мое увлечение бытовой электротехникой, пригласил меня на работу в качестве электромонтера в театр, режиссером и организатором которого он стал. А возглавил театр художественный руководитель, известнейший артист и библиофил, Николай Павлович Смирнов-Сокольский. Представляете, рядом с какими людьми мне, 17-летнему мальчишке, посчастливилось жить и работать!
Замечу при этом, что все они были очень увлекающимися людьми и весьма почитали футбол. Особенно это касалось Павла Ивановича Ильина. Он уважительно относился к моим футбольным делам и постоянно осведомлялся о результатах игр, В которых я участвовал.
С ним и его супругой Надеждой Надеждиной у меня произошел курьезный случай, который, мы позднее вспоминали неизменно со смехом.
Однажды я, приоткрыв дверь ванной комнаты, увидел стоявшие спиной к двери две... совершенно обнаженные фигуры пожилых супругов. «Кто там?» — мгновенно прорычал Павел Иванович. Абсолютно не соображая, что нужно делать и говорить в подобных ситуациях, я тут же ответил: «Свои!» Потом, поняв всю несуразность своего ответа, я стремглав умчался в нашу комнату. Наверное, дня три я боялся выйти в коридор, чтобы не встречаться с орденоносцем.
Рассказ об эстрадном театре 41-го года не могу завершить, не назвав фамилии некоторых запомнившихся мне актеров Театра эстрады: певицу, солистку ГАБТ красавицу Софью Михайловну Голембо, блистательного баса Ефрема Флакса, исполнительницу испанских танцев Лолиту Марксити. Конферанс всех концертов нашего театра вел балагур и остряк Александр Менделевич. Он, кстати, постоянно подкалывал меня в связи с моим увлечением футболом, хотя сам его очень любил. И еще. Я до сих пор с неподдельным восхищением вспоминаю, с каким почтением эти популярные служители Мельпомены относились ко мне — 17-летнему парнишке. Они звали меня только на «Вы» и только по имени и отчеству.
И еще об одном эротическом сюжете я не в силах умолчать. Перечисляя актеров нашего эстрадного театра, я упоминул Лолиту Марксити. Осенью 41-го она была совсем молоденькой девушкой, которую с тысячами других ее земляков, спасая от разгулявшейся в конце 30-х годов Гражданской войны в Испании, привезли в СССР. В наших концертах Лолита исполняла испанский танец с кастаньетами. Выступление молодой танцовщицы зал, в котором было очень много военных, неизменно встречал бурными аплодисментами и овациями: ведь Марксити представляла Республиканскую Испанию, которой мы тогда очень сочувствовали.
За ходом концерта я, замещавший должность начальника осветительного цеха, с моими помощниками наблюдал из небольшой каморки, расположенной под левой частью сцены и снабженной специальным открывающимся в ее сторону люком. Примерно такие же люки были раньше у суфлеров. Передо мной была вывешена подробная программа концерта, на которой указывалось, когда и какой именно свет следовало включать или, наоборот, выключать. Все шло своим привычным ходом, я уже почти механически реагировал на происходящие на сцене события и без сбоев справлялся со всеми световыми эффектами. Помню даже, что в тот вечер я умудрился во время спектакля еще и читать захватившую меня книгу Апулея «Золотой осел». Однако совершенно неожиданно в нашу комнатушку ворвались два или три молодых актера. Они довольно бесцеремонно попросили меня подвинуться и дать им возможность присесть на жесткий диванчик, чтобы наблюдать за сценой. А там облаченная в цветастое платье, с кастаньетами, охваченными длинными девичьими пальчиками, Лолита летала от правой до левой кулисы. Каждый раз, подлетая к нашему люку, испанка накрывала его своим подолом и после короткого, сопровождаемого бурным восторгом зрителей па уносилась в другой конец сцены. В эти моменты наши незваные визитеры совершенно обезумели. Толкая меня и друг друга, они, казалось, норовили вывалиться на сцену.
Ничего не понимая, я старался образумить пришельцев и просил их удалиться. Не тут-то было. Приближалось очередное па, и безумцы вновь устремились к люку. Чуть оттолкнув их, я взглянул вверх и увидел приближающуюся танцовщицу. Едва ее платье захлестнуло люк, я понял причину бешеного возбуждения молодых греховодников: они всеми способами норовили успеть заглянуть девочке под подол, ибо откуда-то узнали, что танцует она без... трусиков. Теперь я вспоминаю те греховные па со смехом. Но тогда это было что-то...
Утесов и другие
Свое повествование о нашем театре и его режиссере П. Ильине я считаю полезным завершить небольшой байкой, которую окрестил «эстрадным бизнесом». Тогда мы не знали не ведали о таком явлении, и даже само слово «бизнес» было знакомо далеко не каждому. И все же...
В конце своей творческой жизни стареющий Павел Иванович открыл дома маленький учебно-тренировочный центр. А дело заключалось в следующем: молодые актеры (в основном вокального жанра), оказавшиеся по тем или иным причинам без работы, приходили в различные столичные учреждения типа Всесоюзной студии эстрадного искусства, Москонцерт, Росконцерт и что-то вроде того. В одном из этих заведений занимал важный пост сын Павла Ивановича — Игорь Павлович Ильин. От него во многом зависела судьба молодых певцов и их востребованность. Чаще всего молодой чиновник, выслушав посетителя, с любезной улыбкой объявлял ему следующий вердикт: «У вас, моя дорогая (или мой дорогой), несомненно есть талант, но он нуждается в шлифовке. Я бы вам посоветовал обратиться к Павлу Ивановичу Ильину. Он немного позанимается с вами и, я уверен, даст соответствующую рекомендацию. Так что желаю успехов». Молодые дарования приходили к нашему репетитору почти ежедневно. Целыми днями мы из соседней с нашей комнаты слышали пение. Иногда очень высокого уровня, чаще не очень. Об этом своеобразном эстрадном бизнесе мне как-то рассказала одна из учениц Павла Ивановича. Она же доверительно сообщила, ч то какой-то эстрадный острослов назвал союз папы и сына «Ильинские ворота», пройти которые стоило довольно дорого.
