Так, в песне «Барьер» Макаревич отдавал дань той коммерциализации, которая наступила тогда в СССР, в частности, в эстрадной и рок-музыке. Другое дело, он сомневался в том, что многие рокеры теперь, когда стало многое (но еще не все) разрешаться, смогут с пользой для себя и для общего дела распорядиться этой свободой.
…Ты шел, как бык на красный цвет,
И был герой, сомненья нет,
Никто не мог тебя с пути свернуть.
Но если все открыть пути —
Куда идти, и с кем идти,
И как бы ты тогда нашел свой путь?..
И тут ты встал, не сделал шаг —
Открытый путь
Страшнее был, чем лютый враг
И вечный лед.
Под «вечным льдом», естественно, подразумевалась «треклятая» советская система, которая заставляла того же Макаревича, когда-то «бравшего любой барьер», и который раньше «бил, пока хватало сил, и был собой», продаваться и чувствовать себя при этом как-то неуютно, а то и вовсе прискверно. Как острили советские евреи-либералы: «и вкус противный Михалкова на губах» (имелся в виду Сергей Михалков, который при всех режимах чувствовал себя прекрасно). В устах Софии Ротару эта песня теряла свой первоначальный смысл, поскольку ее текст ложился на судьбу героини фильма – женщины, которая переживала драматические события в своей жизни, связанные с тяжелой болезнью.
В «Беге по кругу» слышались все те же стенания Макаревича, как по поводу его личной несвободы – дескать, как ему бедному, осточертело чувствовать себя оседланной властью лошадью, которую заставляют бегать по кругу, а также стенать по поводу того, что он в одиночку несет на профессиональной советской эстраде знамя социального рок-протеста (вместо покойного Владимира Высоцкого). Дескать:
И с круга все сошли давно, остался только я,
Я должен обогнать себя – ведь каждый ставит только на меня.
И вот теперь я заперт в круг, друзей своих любя —
Попробуй подведи-ка, друг, того, кто все поставил на тебя…
Здесь автор текста явно набивал себе цену. По его версии выходило, что он жил себе тихо-мирно своим рок-н-роллом, как вдруг проклятущая советская власть хвать его в охапку, затащила в профессионалы и давай гонять по кругу, как ломовую лошадь. Хотя на самом деле все было иначе – никто силком Макаревича в профессионалы не тащил. Просто ему сделали предложение, от которого лично он не захотел отказаться. Об этом и надо было писать песни, а не заниматься мифологией. Другое дело, не будь этой мифологии, сколько бы фанатов было у «Машины времени»? «Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны?..».
Отметим, что эта песня в фильме звучала в исполнении самого Макаревича, однако бдительные цензоры оставили от нее рожки да ножки – сократили до полутора куплета, дабы не дразнить зрителя аллюзивным текстом.
В песне «За тех, кто в море» речь, на первый взгляд, шла о моряках – сильных и смелых. Однако и здесь без подтекста не обошлось, причем уже не однажды возникавшего в предыдущих песнях Макаревича, и опять же морских: например, в «Полном штиле» (1977). Речь идет о навязшем в зубах брежневском «застое», которому Макаревич желает поскорее «загнуться» с помощью бури, которая в его понимании – весьма полезная штука:
…Напрасно нас бурей пугали —
Вам скажет любой моряк,
Что бури бояться вам стоит едва ли —
В сущности, буря – пустяк:
В буре лишь крепче руки,
И парус поможет, и киль.
Гораздо трудней не свихнуться от скуки
И выдержать полный штиль.
Однако и в этом случае в устах Ротару эта песня из аллюзивной превращалась в обыкновенную эстрадную вещицу – задорную и приятную, но лишенную какого-либо подтекста. Ну какой может быть подтекст, когда сияющая от счастья Ротару исполняла ее, прыгая на… батуте, да еще в золотистом комбинезоне на фоне таких же золотистых и счастливых «машинистов», тоже скачущих рядом на том же самом батуте в таких же костюмах.
Вот почему все эти песни были приняты на «Мосфильме» без каких-либо существенных поправок – в устах Ротару и Боярского они теряли свою социальную составляющую, превращаясь в обычные эстрадные шлягеры. Песни были приняты редактурой с незначительными поправками (кроме, «Барьера», о котором мы уже упоминали).
Работая в архиве «Мосфильме» и изучая дело фильма «Душа», я обнаружил в документах лишь несколько исправлений в текстах песен Макаревича. Так, в песне «Каждый, право…» в припеве вместо «на вольную волю и на неволю» значилось: «на сладкую долю, на горькую долю», а вместо строчки «на то, что слева, и то, что справа» было: «остаться правым иль быть неправым». В «Кого ты хотел удивить?» вместо строчки «но всех бунтарей ожидает тюрьма» значилось: «но всем бунтарям не хватает ума». В «Костре» тоже изменили одну строку в припеве: вместо «и Бог хранит меня» было «судьба хранит меня».
Съемки фильма начались 13 мая 1981 года в павильонах «Мосфильма», а также на натуре – в театре Вячеслава Спесивцева на Красной Пресне, где сняли эпизод знакомства Свободиной (Ротару) с музыкантами рок-группы «Тайфун» («Машина времени»). Последние давали концерт в неком клубе, а администратор Свободиной приводил ее туда, подводя через толпу фанатов к самому подножию сцены. На сцене бесновался Михаил Боярский, который играл лидера «Тайфуна» и исполнял песню «Кого ты хотел удивить?».
Отсняв нужные эпизоды в Москве, съемочная группа в середине июня отправилась снимать натуру в родной для Ротару с недавних времен город – Ялту (съемки там возобновились 21 июня и длились до 8 августа). Съемки там перемежались с бурными застольями, о которых Стефанович вспоминает следующим образом:
«Съемочный процесс в Советском Союзе проходил под употребление немереного количества алкоголя, поглощение которого начинается ранним утром и заканчивается под утро или не прекращается вообще… Вообще я не помню, когда мы выезжали на съемочную площадку в Ялте и как сняли это кино. По моим воспоминаниям, мы сидели за этим самым столом вечно…».
Во время съемок фильма в Ялте случилась криминальная история, в эпицентре которой оказался 11-летний сын Ротару Руслан: неизвестные злоумышленники предприняли попытку его… похитить. Отметим, что случаи киднеппинга в СССР до этого не случались, однако по мере развития советской системы в русле мелкобуржуазной конвергенции и связанной с этим вестернизацией общества на советской почве начали появляться ростки капиталистического криминала: рэкет, тот же киднеппинг. Естественно, что подобные виды преступлений совершались в отношении людей, у которых были деньги: например, против «цеховиков» (владельцев подпольных цехов по производству «левой» продукции – их обкладывали данью «братки» советского розлива) или представителей артистической богемы.
Но вернемся к криминальной истории с сыном Ротару – Русланом. В один из тех летних дней 81-го, когда его мать находилась на съемках ялтинской натуры, Руслана, гулявшего на улице возле дома (а жила звездная чета тогда еще не в отдельном доме, а в обычной пятиэтажке на окраине Ялты, в 300 метрах от санатория, где Ротару лечила свой хронический бронхит), попытался затолкать в автомобиль неизвестный мужчина. Но мальчику удалось вырваться. Естественно, об этом тут же стало известно родителям Руслана. И они приняли решение спрятать сына подальше – отправили его в Симферополь.
