В 1974 году Абдулов сыграл свою первую главную роль в кино. Правда, фильм был короткометражный и снимался на периферийной студии — «Новосибирсктелефильме» — и назывался «Вера и Федор». Роль последнего и суждено было исполнить Абдулову. Режиссером ленты был Виталий Гонов.
В 1975 году Абдулов учился на четвертом курсе ГИТИСа и довольно успешно сыграл в дипломном спектакле «Бедность не порок» Гордея Торцова. Именно в этой роли его заметил один из ассистентов режиссера Театра имени Ленинского комсомола и пригласил в театр для проб на роль лейтенанта Плужникова в спектакле «В списках не значился…». Абдулов, естественно, пришел, произвел впечатление на нового главрежа театра Марка Захарова. В итоге студент Абдулов был утвержден на роль Плужникова. Как вспоминал сам актер:
«Захаров почему-то меня заметил сразу (не почему-то, а именно по причине круглой астрологической гармонии. — Ф. Р.). Он один в меня поверил, взял мальчишку, идиота напуганного, с четвертого курса ГИТИСа и тащил, хотя его все отговаривали…»
Именно Марк Захаров снял Абдулова в его первой по-настоящему большой роли в кино. Речь идет о 4-серийном телефильме «12 стульев», который снимался летом — осенью 1976 года и где наш герой сыграл инженера Эрнеста Павловича Щукина — мужа небезызвестной Эллочки-людоедочки. Там Абдулову впервые в кино пришлось обнажиться: в эпизоде, где его герой оказался голым на лестничной площадке, после того как попытался докричаться до дворника и случайно захлопнул входную дверь. Именно там, плачущего и намыленного, его и застает Остап Бендер (Андрей Миронов).
Кстати, во время съемок в этом фильме Абдулов едва не погиб в авиакатастрофе. Вот как об этом вспоминает актер Георгий Мартиросян:
«Я отчетливо помню тот день 28 ноября 1976 года. Мы летели из Москвы в Питер. Билеты нам всегда делала знакомая Лена из «Интуриста» так, что нас кругом сажали первыми. В тот день была жуткая погода, все рейсы задерживали. Мы занимаем свои места, салон еще пустой, сидим так минут двадцать. Потом появляется бортпроводница: «Вам нужно пересесть в другой самолет, он полетит первым». Мы пересаживаемся и спокойно улетаем. А через два дня, когда уже вернулись в Москву, мне звонит Лена и запинающимся голосом спрашивает: «Это ты?» Я говорю: «Да». — «Нет, это точно ты?» — «Да точно я!» И тут она рассказывает, что самолет, на который нам достала билеты, упал в Шереметьево при взлете. Тогда про это вышла только одна маленькая заметка в «Известиях»…»
Премьера телефильма «12 стульев» состоялась на исходе года Дракона — в январе 1977 года. А с 18 февраля начался «именной» год Змеи, который стал для Змеи-Абдулова поистине «звездным» — на экраны страны один за другим вышли сразу три фильма с его участием. Назовем их все: «72 градуса ниже нуля» (Ленька Савостиков), т/ф «Капитанская дочка» (главная роль — Петр Гринев), «Золотая речка» (доктор Рогов). Громче всех прогремят две последние ленты.
Экранизацию знаменитого пушкинского произведения на ЦТ осуществил режиссер Павел Резников. Актерский ансамбль подобрался прекрасный. Например, роль Маши, в которую был влюблен герой Абдулова, сыграла Елена Проклова, в роли Швабрина снялся Леонид Филатов, Пугачева — Владимир Самойлов.
В «Золотой речке», жанр которого относится к истерну (то есть вестерну по-советски), Абдулов сыграл уже несколько иную роль. Нет, она опять была из разряда положительных, но не совсем героическая — это был очкастый юноша-доктор, влюбленный в главную героиню (Евгения Симонова). Кстати, никаких особенных романтических сцен между Абдуловым и Симоновой в этом фильме не было, но они очень скоро появятся в другом их совместном фильме — «Обыкновенное чудо», о котором речь пойдет чуть ниже.
Раз уж дело коснулось любви, то заметим, что на момент работы в «Золотой речке» (а фильм снимался в июле — ноябре 1975 года, и получил за него наш герой 1025 полновесных советских рублей) сердце Абдулова было занято другой женщиной. Причем была она иностранкой — гражданкой США, которая работала в Москве вице-президентом крупного банка. Их отношения зашли настолько далеко, что в один прекрасный день Абдулова вызвали на Лубянку. Он не на шутку испугался, однако, как оказалось, чекисты не собирались его трогать. Вместо этого они стали просить его не бросать свою возлюбленную, а, наоборот, еще теснее сблизиться с ней. «Но зачем?» — искренне удивился Абдулов. «После этого нам с вами будет легче работать вместе, — объяснили ему чекисты. — Ведь ваша любовница — шпионка. Мы давно за ней наблюдаем. Теперь к этому делу присоединитесь и вы. Нам важно знать о ней буквально все — с кем встречается, кто ее навещает, о чем они говорят».
Только после этого Абдулов понял, какую роль отводят ему наследники «железного Феликса». Но тогда он им о своей догадке ничего не сказал. И лишь выйдя на улицу, бросился прочь от страшного места. Ему казалось, что, если он скроется, спрячется, чекисты про него забудут. Однако те стали звонить ему в театр, требовать новых встреч с американкой, угрожали неприятностями. Но Абдулов нашел в себе силы порвать эту связь с гражданкой США, а вскоре эту женщину выслали из страны. Когда она уезжала, в ее глазах стояли слезы. То ли она действительно любила нашего героя, то ли скорбела по тому, что ее разоблачили как шпионку.
Расставшись с американкой, Абдулов не прекратил своих амурных похождений, поскольку это было супротив его змеиной натуры (Змеи — большие ветреники). В этом деле ему составил компанию его коллега по Ленкому актер Владимир Долинский. С ним наш герой частенько попадал в разного рода истории. Об одном из таких случаев Долинский вспоминает следующим образом:
«Идем мы как-то с ним вечером, веселые, по Тверской. Саша в длинной импортной дубленке и копеечной кроликовой шапке. У «Националя» нас останавливают роскошные красотки и начинают что-то лепетать по-английски, показывая почему-то при этом на свои груди. Быстрее сориентировался я, толкнул Сашку в бок и, процедив сквозь зубы: «Сними кролика!», широко улыбнулся: «Пардон, мадам. Же ву за при, сильву пле, антанде и орэ-вуар». Девушки явно обрадовались заморским клиентам и потащили нас в машину. Саша, сидя впереди, только широко улыбался и периодически громко вставлял: «Ейс, оф коз», при этом почему-то изображал, что стреляет в прохожих из автомата. Видимо, хотел продемонстрировать, что он Джеймс Бонд. Девки просто плавились от счастья: «Глянь, ну фирма!»
В квартиру с нами поднялся их шофер и расположился на кухне, приготовившись ждать окончания банкета. В наши планы это не входило. Пришлось действовать: я достал бордовые корочки театрального пропуска и издали показал сутенеру Толе: «Мы из 9-го отдела. Чтоб духу твоего здесь не было!» Он мгновенно испарился. Банкет набирал силу, мы изображали загулявших фирмачей, играли этюды, доставая из аквариума рыбок и закусывая ими водку, хором пели на ломаном русском «Подмосковные вечера». Случайно я наступил на собачку и выругался было: «Бля…» — но тут же спохватился и продолжил: «Бляремонд де парти, не спа?» Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Вдруг в комнату входит одна из девушек и говорит другой: «Представляешь, Толя от любви к тебе совсем с ума сошел, утверждает, что они — менты!» Через какое-то время мы, конечно же, раскололись, но, самое интересное, спустя много лет к Саше на каком-то фестивале подскочила девушка и завопила: «Саша, помнишь, как вы с Долинским нас на Тверской сняли?» Вот была умора…»
