Случались, конечно, и неприятности. В 1946 году дама из американского высшего общества Кики Престон выбросилась с верхнего этажа отеля. Отцом ее ребенка называли английского принца Георга, она приходилась племянницей Глории Вандербильт, родилась с серебряной ложкой во рту – но сменила ее на серебряный шприц, как писали в прессе, намекая на ее наркозависимость. Самоубийство мисс Престон вызвало, конечно, вопросы о том, что же таится за тяжелыми шторами «Стэнхоупа», и новый скандал владельцам отеля вовсе не требовался. Но едва Ника въехала, как начала причинять беспокойство.
«Я слыхал, что она упражнялась в стрельбе из пистолета по лампочкам, – рассказывал мне мой отец Джейкоб. – Боялась утратить обретенную на войне меткость. Время от времени отцу [Виктору, брату Ники] приходилось мотаться в Нью-Йорк и уговаривать владельцев отеля не выселять ее». Ника подтвердила эту историю, но с некоторым уточнением: «Управляющий сказал мне: можете стрелять в портье, лишь бы не по канделябрам».
Первым делом Ника приобрела новехонький «роллс-ройс». Она держала его перед входом в «Стэнхоуп» с работающим мотором – вдруг внезапно куда-нибудь соберется. Позднее она перешла на «бентли», но и с ними обращалась с той же веселой небрежностью. «Водила, словно на гонках в Ле-Мане, правилами дорожного движения пренебрегала напрочь, – вспоминал ее сын Патрик. – При разводе среди прочих условий отец внес пункт: всем детям строжайше запрещается садиться в машину, когда Ника за рулем. Разумеется, этот запрет постоянно нарушался».
Однажды вечером на Манхэттене, когда она притормозила у светофора, рядом с ее «бентли континенталь конвертибл» остановился броский спортивный автомобиль. Элегантный водитель жестом попросил Нику опустить окно:
– Мадам, стыдитесь! У вас редкий, замечательный автомобиль, а вы так дурно с ним обращаетесь.
Ника глянула на советчика и буркнула:
– Иди нах!
На следующем светофоре джентльмен снова ее нагнал и снова посигналил опустить окно. Несмотря на только что произошедший обмен репликами, Ника послушалась. Джентльмен сказал ей:
– При всем уважении, мадам, – и вы туда же!
«Красавчик!» – восклицала Ника.
Над такими рассказами я смеялась, но и задумывалась. Эти роскошные отели, дорогие автомобили – больше похоже на гедонизм, чем на «призвание». Мне казалось, она и с прежней жизнью рассталась в той же манере, в какой водила «бентли», – и посольская жизнь, и дорогой автомобиль считались редкой и ценной привилегией, а ей было попросту наплевать. И нет ли сходства между тем, как Виктор пренебрег наследством, которое мешало ему следовать своей страсти, и тем, как легко ушла от своих обязанностей Ника?
Конечно, Жюль и тут пытался все контролировать, но ведь он всего лишь хотел защитить детей. Как доверить их женщине, которая не раз уже садилась за руль пьяной, вдребезги разбивала машину? Мне бы хотелось верить, что Ника билась за право опеки над детьми, я искала подробности об их разводе, прочесывала старые газеты в поисках хоть каких-то упоминаний о споре из-за детей, заглядывала и в семейную переписку. Ничего. И тогда авторитет Ники пошатнулся в моих глазах. А что, если она всего лишь богатый и безответственный трутень?
В моей голове бушевала гражданская война мнений. Хорошей Ника была или плохой? Наивной или же эгоистичной? Я тратила многие часы на бесплодные размышления и в итоге заключила сама с собой перемирие. Хватит судить Нику, лучше попытаться понять ее поступки с точки зрения ее личного опыта и принципов того времени. Начнем с детства: родителей толком не было, отец погиб внезапной и страшной смертью, мать – фигура скорее условная, воспитывать детей она предоставляла слугам. Они выросли, так и не узнав близости, даже боясь ее. Виктор не останавливался перед жестокостью, лишь бы удерживать всех на расстоянии вытянутой руки. Он запугивал и только что не пытал детей и обеих жен. Либерти вообще не была способна вступать в отношения. Мириам работала как одержимая. Ника, чтобы ни с кем чересчур не сближаться, распределяла свою любовь как можно шире. На всех фотографиях она окружена автомобилями, детьми, взрослыми.
В браке Нике столько пришлось странствовать, что она то и дело теряла контакт с одними знакомыми и обрастала новыми. В отзыве одной из родственниц о Нике грусть смешивалась с изумлением. Они были ровесницами, жили по соседству. В детстве они вместе играли, потом вместе охотились – и на диких животных, и на женихов. Их дружба сохранилась и тогда, когда Ника с Жюлем поселились во Франции. Однако, уйдя от Жюля, Ника больше не звонила своей кузине, не отвечала на ее звонки и письма. «Она вдруг утратила ко мне всякий интерес».
Среди излюбленных выражений Ники одно происходило из сферы охоты и скачек. «Перебрось свое сердце через забор, и голова последует за ним», – советовала она. Вероятно, стоило бы добавить: «Только не оглядывайся». Она переехала в США, уверенная, что все у нее получится: о ней позаботятся, а детей как следует вырастит Жюль. По поводу ее финансового положения Патрик говорил: «Моя мама была состоятельной, получала доход от трастового фонда, но у нее вечно случались денежные затруднения». Ника тратила деньги без оглядки, справедливо полагая, что семья не даст ей пропасть. Наша родственница Ивлин де Ротшильд припоминает, что старший менеджер банка мистер Хоббс постоянно снаряжался в Нью-Йорк, чтобы проверить расходы и попросить Нику вести себя поаккуратнее. Мистер Хоббс представлялся мне в виде жителя пригорода в шляпе-цилиндре, совершенно не готового к поездке в Америку на поиски заблудшей овечки. «Нет, ты ошибаешься! – поправила меня очередная родственница. – Хоббс был дамским угодником. Он присматривал за всеми женщинами в нашей семье, и ему это нравилось».
Невыгодные для Ники условия развода объяснялись и законами того времени. Вплоть до парламентского акта 1969 года – к тому времени брак Ники давно завершился – при разводе женам обычно не оставляли детей и не назначали содержание. В 1967 году Франсис Кидд, мать принцессы Дианы, ушла от мужа к Другому человеку и тут же лишилась и права воспитывать детей, и возможности претендовать на какую-либо финансовую поддержку. Вплоть до развода принцессы Маргарет в 1969 году в королевскую ложу на скачках не допускались две группы людей: отбывавшие срок и разведенки. Ника не стала бороться за право опеки над младшими детьми еще и потому, что это было заведомо бесполезно. И возможно, она была достаточно честна сама с собой и понимала, что с отцом детей ждет более стабильная жизнь.
Старшая дочь, Джанка, в 16 лет переехала к матери в Нью-Йорк. В письмах к ней Ника обращается словно к сестренке, а не к дочери: радуется ее любви к джазу, хвалит ее познания о музыке и музыкантах. Позднее попробовал пожить с Никой и Патрик, но, по его словам, еженощные концерты мешали ему заниматься. Трое младших, Шон, Берит и Кари, жили в Нью-Йорке с 1953 года по 1957 год вместе с отцом, исполнявшим тогда обязанности уполномоченного представителя Франции в США и Канаде. Позднее они вместе с Жюлем перебрались в Перу, куда он был назначен послом.
Для стремящихся к новой жизни послевоенный Нью-Йорк был желанной гаванью. Там бурлила энергия, экономика переживала рассвет, и в этом городе нормально чувствовал себя любой иностранец – на каждой улице смешивались самые разные языки. Китайский квартал примыкал к итальянскому, а дальше корейский, афроамериканский, вест-индский, русский, польский, еврейский, мусульманский, латиноамериканский. Никто не тяготился таким соседством. Где могла бы лучше устроиться Ника, с ее венгерско-англо-немецко-еврейскими корнями, мужем – французом из австрийцев, имевшая опыт жизни в Европе, Африке и Латинской Америке?
