Что он и сделал по возвращении домой. Просто пришёл в отдел волейбола и сказал Николаю Беляеву, который возглавлял волейбольное подразделение Госкомспорта, а на чемпионате мира руководил советской делегацией: «Больше в сборной на меня не рассчитывайте. Главная причина – усталость. Есть и другие, но говорить о них не стану, боюсь, опять неправильно поймёте».
Расшифрую, что имел тогда в виду отказник. Примерно за год до этого Савин вместе с другим армейцем Юрием Панченко пришли в Управление спортивных игр с идеей заступиться за Ярослава Антонова, савинского земляка и на тот момент сильнейшего диагонального Союза, дисквалифицированного за якобы несвоевременный переход из «Динамо» в ЦСКА, а на самом деле за отказ переехать в Ленинград в команду Платонова. Ведущие игроки клуба-чемпиона страны и сборной пытались доказать руководству, что вынужденный «прогул» ведущего волейболиста, если кому и выгоден, то только в то время главным конкурентам наших волейболистов – американцам, олимпийским чемпионам Лос-Анджелеса.
«Нельзя из-за клубных распрей «отцеплять» на целый сезон таких игроков, как Антонов, – доказывали свою позицию волейболисты. – Зачем своими руками закапывать талант? Ведь Антонов на Кубке мира был включён в символическую сборную турнира».
Разумеется, о визите к руководству двух ведущих волейболистов страны тут же доложили Платонову. И на очередном, проходившем в Ленинграде туре чемпионата страны с участием всех сильнейших клубов главный тренер сборной устроил публичную порку: собрал популярное в те времена комсомольское собрание и объявил Савина с Панченко «заговорщиками, коалицией, группировкой, которая ходит в спорткомитет с жалобой на тренера и с целью его снять».
Удивительное дело, как тогда оскорблённый Савин сдержался, не полез на рожон, не стал доказывать свою правоту. В принципе, подобное ему несвойственно. Но стерпел несправедливую хулу, затаив при этом обиду на тренера и укрепился в мысли распрощаться со сборной.
Догнать и перегнать СССР
«Что меня больше всего убивало в то время, так это кардинальное изменение атмосферы в сборной, – рассказывал позже Савин. – Полагаю, что всё началось с самого Платонова. Он сделал для нашего волейбола много хорошего, но и не меньше плохого. Я бы разделил период его правления в сборной на два этапа – до 1982 года и после. Долгое время считал его великим, как и все вокруг. И так был предан тренеру, так верил ему, что, прикажи Вячеслав Алексеевич штурмовать Зимний – не раздумывая ринулся бы вперёд, да не один, а со всеми, кто играл в команде на рубеже восьмидесятых.
Но позже изменил своё мнение. Главная претензия – скажем так, работа с кадрами. У нас появились игроки, которые – как бы это помягче? – оказались для тренера не слишком удобными. Тот же Александр Сапега, старший брат больше известного в стране Юрия. Со временем Платонов решил избавиться от неугодных. И в сборной оказались волейболисты, класс игры которых не соответствовал уровню лидеров. Пребывали они в национальной команде лишь потому, что играли в ленинградском «Автомобилисте», который, помимо сборной, возглавлял Платонов. До пяти человек – чуть не половина состава – были оттуда, хотя в чемпионате страны клуб в призёры-то редко попадал. Атмосфера в сборной накалилась. Высказываю собственную точку зрения, допускаю, что у других она может быть иной. При этом газеты продолжали петь осанну сборной и тренеру, а на редкие критические замечания внимания не обращали».
Между тем, сборная выступала всё хуже – товарищеские серии матчей с американцами и бразильцами были проиграны вчистую. Хорошо, что хоть в официальных соревнованиях победы ещё одерживали. При этом не исключаю, что от постоянных проигрышей команде США у игроков образовался если и не комплекс, то какая-то зажатость, скованность. Не они ли в конце концов и сказались на поражении в финальном матче в Париже?
«Ты знаешь, кого мне напоминают американцы? – размышлял Савин в другом разговоре. – Нашу сборную образца семидесятых. Когда мы из кожи вон лезли, доказывая, что сильнее всех и нам нет равных в мире. Перед нами маячила цель – потеснить с пьедестала законодателей волейбольной моды поляков. И мы целенаправленно делали всё для её достижения.
Вот так и американцы. Сегодня это честолюбивая, настырная и хорошо обученная команда. А кто знал о ней ещё лет пять назад? На последнем победном для нас чемпионате мира в Аргентине в 1982-м сборная США финишировала только 13-й. Сегодня же американцы поотбирали у нас все титулы. Ничего себе рывочек за четыре года!
Что мы могли противопоставить взамен? Только тактические сюрпризы и стойкий характер. Увы, сборная СССР, на мой взгляд, последние годы топталась на месте, ничего сверхнового придумать не старалась. Довольствовалась добротным, но старым багажом. И это тогда, когда те же французы научились крутить очень хитрые комбинации, бразильцы толково применять силовую подачу в прыжке, у американцев во всех расстановках мяч принимали два одних и тех же волейболиста, кубинцы к своим традиционным достоинствам добавили приличную общую игру, изыскали неординарного пасующего. Другими словами, конкуренты наши, каждый в чём-то своём, заметно продвинулись вперёд. А в тех элементах игры или амплуа, где мы имели несомненный перевес, к нам подтянулись, стали вровень, если не обогнали.
При таком стечении обстоятельств победить на чемпионате мира мы могли, только если бы каждый из нас сыграл на пределе. Но рвения во что бы то ни стало обыграть новоявленных олимпийских чемпионов ни у кого не почувствовал. Да и сам сыграл не лучшим образом, так что определённой вины с себя не снимаю. Но скажу так: главного – коллектива, способного горы свернуть, – у нас уже не было».
Четыре армейских поколения
В общем, он решил уйти из сборной. При этом оставаясь капитаном сильнейшего волейбольного клуба страны и Европы – ЦСКА. Вообще же его появление в стане столичных армейцев было не случайным.
«Однажды приехал к нам в Обнинск Юрий Борисович Чесноков, тогдашний главный тренер ЦСКА, – признавался Саша, рассказывая о первых шагах в большом волейболе. – Посадил меня в машину и отвёз в столицу. Не сразу там задержался, но 10-й класс заканчивал уже в Москве. И как сейчас помню точную дату, когда меня поставили на ставку в ЦСКА – 22 октября 1973 года. Рублей 100 получал – по тем временам деньги немалые. Например, моя мама – инженер на Обнинской атомной станции, между прочим, первой в мире, куда они с отцом поехали по распределению после окончания МГУ, зарабатывала не намного больше – 120 рублей».
Савин пришёл в ЦСКА, когда на ведущих ролях там были Ефим Чулак, Юрий Старунский, Владимир Паткин. Волейбольные идолы семидесятых! Все они были лет на 10–12 старше обнинского вундеркинда. Ушёл Савин с площадки окончательно в 31 – раньше срока, ещё лет пять вполне мог бы играть. Завершал карьеру с теми, кто был моложе него, уже гранда, лет на десять.
«Посчитал не так давно: четыре поколения волейболистов сменилось за годы, что выступал я в армейском клубе, – откровенничал со мной Слон. – Учился у стариков – прежде всего у Чулака со Старунским, обоим очень многим обязан. Потом тянулся в игре за теми, кто был постарше и поопытней меня – Владимир Кондра, Олег Молибога, второе по моим меркам поколение. Затем пришёл черёд моих сверстников – Сапеги-старшего, Панченко, Александра Сороколета. Наконец, застал Сапегу-младшего, Андрея Кузнецова, даже Диму Фомина. Получилось – мяч, сетка и четыре поколения игроков…
