Когда мне удалось его убедить, разговор пошел уже по делу. Наш молодой доктор рассказал, что знаком с одной немкой по имени Марта (везет же нам на немцев). Она из «зеленых» и сейчас, подружившись с каким-то племенем, живет вместе с индейцами на притоке реки Укаяли. Добраться туда не так уж сложно: день на моторке по реке, ночевка в знакомом уже мне Орельяне, а потом почти весь светлый день на каноэ по протоке. Так вот, эта «зеленая» Марта построила с помощью индейцев себе домик, привезла из Германии радиостанцию, бензиновый движок и теперь просвещает индейцев, говорящих на испанском, по радио. Как заверил меня Мигель, здесь у многих индейских семей, живущих на границе дикой сельвы и цивилизованного мира, уже есть транзисторы.
Более того, по словам доктора, немка – убежденная сторонница лечения народными средствами, и в первую очередь как раз кошачьим когтем, который ей регулярно доставляют ее слушатели. Мигель выразил готовность написать «радионяне», чтобы она нас приняла, как родных. Правда, для этого, как он не без юмора заметил, нам требуется немного «позеленеть»: то есть никакой охоты, обожание природы, от змей до бабочек, вера в светлое будущее и лютая ненависть к глобализму.
Доктор был уверен: если мы доберемся до этой Марты, она нас точно сведет со своими поставщиками. А проводить к ней сможет его постоянный пациент – ему как раз травы не помогают, и он раз в месяц обязательно приезжает к Мигелю на прием. Через пару дней, прикинул доктор, пациент должен появиться: у него кончатся лекарства.
Все это звучало многообещающе, поэтому я сразу же поручился, что веру в светлое будущее обеспечу – русским к этому не привыкать. Со змеями труднее, но постараемся на короткое время полюбить и их.
Обменявшись информацией, мы с Бобом задумались над тем, какой же из двух вариантов предпочтительнее. То не было ничего, а тут приходится выбирать. Наконец решили пока не пороть горячку, а на следующий день еще раз поговорить с колдуном.
Бобу я, конечно, доверял полностью, но все же хотелось, прежде чем принять окончательное решение, посмотреть на господина Чоко поближе.
11
Колдун, как оказалось, живет фактически за пределами Икитоса – прямо на берегу Амазонки, примерно там, где туристическая сельва начинает постепенно переходить в сельву настоящую. И как только Боб успел за один день и у контрабандистов побывать, и до колдуна добраться, не представляю. Машина, которую мы взяли в Икитосе, ехала до дома шамана часа полтора.
Прежде чем войти в убогую хижину – типичное для этих мест строение на сваях, – Боб придержал меня за руку.
– Забыл предупредить, – тоном, не обещавшим ничего хорошего, заметил он, – ты там руками, ради бога, не размахивай. Каморка обычная, но заставлена сверху донизу всякими склянками, а главное, соломенными ящиками. В ящиках – ядовитые змеи, Чоко их яд в свои лекарства добавляет. И еще там прыгает жаба – любимица колдуна. Насколько я понял, эта красавица как раз из тех жаб, что выделяют наркотические вещества. Видимо, колдун и сам не брезгует ее дарами, и пациентов иногда с ее помощью охмуряет. Очень рекомендую смотреть под ноги. Угробишь любимицу Чако – не видать нам от него никакой помощи, да еще, чего доброго, разозлится и выпустит на нас своих змей. Колдуна-то змеи уже знают, а мы чужаки.
Сказать, что слова Боба прозвучали ободряюще, не могу, но в хижину дяди Чоко я все же вошел. Все выглядело именно так, как и описал Боб. Забыл он лишь одну небольшую, но впечатляющую подробность – посреди всего этого хаоса с потолка на веревках свешивались три маленькие человеческие головы с какими-то немыслимо длинными волосами. Уже позже я узнал, что во время приготовления этого «продукта» черепа удаляются, кожа, натянутая на деревянный каркас, значительно уменьшается в размерах, а волосы какими были, такими и остаются. Поэтому-то каждая голова и была такой волосатой. Как потом небрежно заметил в разговоре Чоко, увидев, что мы опять уставились на его «сувениры», – это все «ошибки молодости», которыми он дорожит, потому что они навевают воспоминания.
Вероятно, приятные – иначе бы выбросил.
Не знаю, что звучит лучше, «шаман» или «колдун», но в принципе я понял, что, называя нашего друга Пабло шаманом, а Чоко – колдуном, Боб постарался как мог подчеркнуть разницу между ними. При всех своих шаманских штучках Пабло был все-таки совершенно современным человеком, а Чоко, хотя и жил рядом с цивилизацией, не желал иметь с ней ничего общего.
Устроившись на границе сельвы и города, колдун вел с этой цивилизацией пограничные бои, представляя собой арьергард природной дикости. Если вера Пабло умудрялась как-то гармонично сочетать в себе и Христа, и древние божества инков, то вера Чако покоилась исключительно на тех мифах, что породила дикая сельва. Да и сам вид колдуна не предвещал ничего хорошего. Сплошь татуированное тело, набедренная повязка, какая-то кость в носу и жутковатое под слоем растительной краски, какое-то прокопченное лицо с горящими наркотическим огнем глазами.
Впрочем, Чоко вполне прилично изъяснялся на испанском и был с нами, надо признать, вежлив. Во всяком случае, жабу, которая тут же появилась из хаоса и попыталась вскочить мне на колени, он решительно шуганул, прекрасно понимая, что ее близость не доставит мне большой радости. Не было и попыток нас напугать. Наверное, Чоко понимал, что и его внешний вид, и обстановка хижины, не говоря уже о человеческих головах, произвели на нас и без того сильное впечатление.
Что касается разговора, то ничего нового по сравнению с тем, что мне передал Боб, я не услышал.
По правде говоря, выбор между двумя вариантами я мысленно сделал, еще не входя в хижину Чоко, пока Боб наставлял меня, как я должен вести себя внутри. С таким типом или его приятелями ни в какую сельву я идти не собирался.
Дипломатично выслушав колдуна, мы обещали подумать, а потом бочком, чтобы не задеть коробок со змеями, и внимательно глядя на пол, чтобы не раздавить жабу, из дома колдуна с облегчением ретировались.
В машине, которая везла нас назад в Икитос, мы долго молчали, пока наконец Боб не произнес:
– Нет уж, пусть лучше будет «зеленая» Марта.
– Золотые слова, – согласился я.
12
Пациента Мигеля пришлось ждать не два дня, а неделю, которую мы с Бобом провели как на иголках.
– Может, он вообще больше не появится: либо умер, либо уже вылечился, – ворчал Боб.
Я еще раз съездил к нашему доктору, но он меня заверил, что индеец обязательно приедет за лекарствами; и раньше бывало, что он задерживался – уйдут на охоту, а там дни бегут быстро.
Наконец индеец пришел. Он действительно производил впечатление хроника, уж больно был тощ и бледен, что, однако, явно не сказывалось на его выносливости. Эти кожа да кости с сухожилиями могли, похоже, шагать без перерыва месяц. Правда, чуть прихрамывая на правую ногу. Это было заметно с первого взгляда.
Но больше всего поражал его рост. Индейцы в Перу все невысокие, а уж местные и вовсе мелкота. На их фоне даже малорослый Боб производил внушительное впечатление. Но этот среди сородичей был каланча, думаю, где-то под метр восемьдесят, не меньше. Да и одет он был не очень-то по индейски – в линялые джинсы и ярко-желтую майку. Как потом выяснилось, согласно племенному преданию, его далеким предком был испанец, отсюда, видимо, и рост, и необычное для индейца имя Пако – по-испански уменьшительное от Франсиско.
