34
По решению вождя свадьба Боба и Чоони должна была состояться через неделю. Всю эту неделю я маялся от безделья, поэтому то предлагал Марте свои услуги – провел вместо нее два урока испанского языка и даже по ее просьбе рассказал радиослушателям о России, то шел на другой конец деревни к Бобу – смотреть, как он овладевает искусством быть настоящим амазонским индейцем.
Татуировка на его лице под загаром была почти невидимой. Я не понимал, зачем она вообще нужна. Ясность внес вождь.
– Мы мирное племя, нам пугать никого не надо, – сказал он. – А если придется воевать всерьез, татуировка будет уже другая, и наносить ее заново не нужно. Есть одна трава: помажешь старую татуировку, и она станет алой как кровь.
Короче говоря, это что-то вроде боевой униформы, которая до поры висит в шкафу.
Пока я делал успехи на педагогическом поприще, Боб усердно осваивал местную палку-«духовушку», главное оружие здешних индейцев на охоте, учился плести какие-то силки и старательно запоминал основные команды, которые понадобятся ему, когда он снова отправится с охотниками в сельву за добычей. А вдобавок для собственного развлечения совершенствовался в том, что он и без того блестяще умел, – метать нож. Чем сразу же приобрел немалое число поклонников среди местных парней.
Успел Боб даже подраться с каким-то местным «альфа-лидером», который решил проучить новичка, чему мой приятель только обрадовался. Как считал Боб, если уж он в этой компании задерживается, надо расставить все по своим местам. Несмотря на природную ловкость противника, Боб, обладавший хорошей боксерской подготовкой, уложил «альфа-лидера» столь быстро и столь убедительно, что его авторитет в мужской части племени вырос до небес. Даже Чоони начала немного задирать нос, хвастаясь своим женихом.
В общем, если бы Боб действительно решил связать с этим племенем всю свою жизнь, все у него складывалось удачно. Но на самом деле и он только убивал время, а думал лишь о побеге. Правда, мне удалось его уговорить не совершать хотя бы в ближайшем будущем необдуманных поступков. Надо было усыпить подозрения и лишь потом действовать наверняка. Второй попытки Черный Кабан может Бобу и не предоставить. Тяжело вздыхая, Боб признавал мою правоту, но у меня не было твердой уверенности, что терпения у моего внешне спокойного, а в душе крайне темпераментного друга окажется достаточно.
Наконец что-то сдвинулось и в моих делах. Как-то рано утром, когда мы еще спали, в хижину Марты попытался проникнуть маленький, незнакомый мне индеец с непривычной татуировкой по всему телу. Я уже было стал потихоньку подбираться к пареньку, чтобы схватить воришку, но, к счастью, проснулась Марта – слух у нее отменный. Щуплый человечек оказался весьма солидным дядей из какого-то дальнего племени и являлся посланником. Призыв по радио помочь охотнику за кошачьим когтем, то есть мне, который Марта повторяла по моей просьбе в каждой радиопередаче, был-таки услышан. Как сообщил посланец, на днях к нам в деревню должны прибыть два индейца-проводника, причем один из них знахарь, которые и отведут меня к заветной цели.
Теперь я, как буриданов осел, разрывался в сомнениях: проводники должны были появиться как раз к свадьбе Боба, а мне хотелось и на свадьбе друга побывать, и немедленно отправиться на встречу с когтем. Да и пускаться в путь с совершенно незнакомыми людьми было как-то неосмотрительно. Я рассчитывал, что вместе со мной пойдут Боб и Пако, а тут… Но и заставлять проводников ждать было неуместно, наверняка забот у них и без меня хватало, они просто делали любезность Марте.
Пару дней до прихода проводников я провел в колебаниях. И так и не решил, как поступить правильно. Даже спать стал плохо. Хорошо еще, что рядом был такой прекрасный психотерапевт, как Джерри. Покрутившись часа полтора, я все-таки засыпал под его мирное сопение.
А все-таки на черта мне сдался этот кошачий коготь?
35
Еще через день до меня вдруг дошло, что я остаюсь без переводчика и должен идти бог знает куда в компании «глухонемых». Или, вернее, глухонемым оказывался я сам. Не мог же Боб сбежать ради меня со своей свадьбы, да и старшему брату невесты, Пако, самое место рядом с сестрой, а вовсе не со мной, искателем приключений. Теперь я, почти как наш вождь, впал в глубокий транс и часами сидел, задумавшись, безнадежно, как марионетка, свесив ноги с веранды хижины.
Из состояния транса меня вывела Марта. Узнав, в чем дело, она решительно заявила:
– Я уже была тут на двух свадьбах и, если не появлюсь на очередной, мои этнографические изыскания не очень пострадают. Не волнуйтесь, я пойду с вами. Идти в сельву одному с чужими людьми, да еще без переводчика, это действительно не дело. А я этих людей, пусть и шапочно, но знаю. Да и в сельве не новичок. Вы что думаете, я здесь на одном месте сижу? Да я там, – тут Марта указала пальцем на неприступную зеленую стену неподалеку, – в радиусе нескольких десятков километров каждую травинку знаю. Но вот кошачьего когтя, как и вы, не видела. Самое время познакомиться.
Так у меня неожиданно обнаружился переводчик и компаньон. Эта «зеленая», хотя уже и немолодая нимфа вызывала у меня доверие. Не Боб, конечно, но лучше, чем ничего. Дышать сразу стало легче.
Новость о нашем скором походе за кошачьим когтем разнеслась по деревне быстро. Сначала ко мне вдвоем пришли Боб и Пако с предложением попросить вождя отложить свадьбу, но я категорически возражал, чем, думаю, в немалой степени успокоил их совесть. Вообще с их стороны это было даже трогательно – перенести столь важное для них событие, но я уверил их, что натуралистка Марта (хотя на самом деле она и в глаза не видела когтя) окажется мне в этом путешествии гораздо большей подмогой, чем они двое.
Даже вождь вызвал меня к себе, и мы с Мартой отправились к нему. Больной старик попросил и ему принести кусок коры кошачьего когтя – вдруг поможет? Вождь хотел послать вместе с нами какую-то старуху-травницу, но мы с Мартой этому хором воспротивились, логично заявив, что бабушка серьезно удлинит сроки нашего похода. Черный Кабан согласился, об этом он не подумал.
Потом заходила Чоони. Формально – попрощаться, но в ее глазах легко угадывалась благодарность за то, что мы не стали откладывать долгожданную для нее свадьбу и оставили ей жениха и брата.
Засуетился терьер, почувствовав, что я собираюсь в дорогу, – собаки это улавливают моментально. Но ему вновь приходилось ждать моего возвращения в деревне. На этот раз он оставался на попечении Боба. Тот дал мне слово, что, пока я не вернусь, он ни на какую охоту не пойдет, пусть даже его будут гнать в сельву его собственной береттой.
– Тем более, – сказал Боб, – достав наконец свой коготь, ты наверняка сразу же отсюда отчалишь. Как я могу с тобой не попрощаться! Еще набегаюсь по сельве за пекари, обойдутся пока без меня.
В общем-то он был прав. В отличие от Боба, у меня здесь не было никакого якоря, да и виза моя подходила к концу, так что времени оставалось в обрез: добраться до когтя, вернуться назад, а затем из Икитоса стремглав нестись в Лиму – и на самолет в Москву. Иначе начались бы муки с нашим посольством и перуанским МИДом по продлению визы. И хотя как в посольстве, так и в консульском отделе МИДа у меня оставались еще старые знакомые, все равно возиться с бумагами не хотелось.
