Такой оказалась встреча Родимцева с Власовым, в отношении которого в последние годы появляются материалы, чуть ли не обеляющие его. Но, по мнению моего отца, и я с ним полностью согласен, у этого бывшего генерала есть только одно звание, которому нет оправдания, – предатель.
И надо же было так сложиться боевому пути моего отца, чтобы в мае 1945 года, когда 32-й гвардейский стрелковый корпус под его командованием спешил на помощь восставшей Праге, наша часть, действовавшая неподалеку, поймала этого гитлеровского приспешника, пытавшегося скрыться от советских войск в американской зоне на территории Чехословакии, о чем мой отец с удовлетворением узнал одним из первых.
Полковник Потехин, командир дивизии, вместе с которой предстояло действовать бригаде Родимцева, поставил им первую боевую задачу – очистить от фашистских автоматчиков Голосеевский лес на окраине Киева и выбить их из здания сельхозинститута. Начинать боевые действия надо было в лесном массиве, да еще и в ночное время. Это сильно осложняло управление частями, но давало и некоторые преимущества. Было известно, что немцы избегают воевать в лесу, да и ночной атаки они вряд ли ожидают. Не смогут они использовать и свое преимущество в воздухе.
В 21 час восьмого августа десантники Родимцева атаковали врага. Внезапность, быстрота, слаженность обеспечили успех сражения. К утру задача была выполнена, а противник отброшен от города на 2–3 километра. Как выяснилось, гитлеровцы совершенно не ожидали ночного удара, в результате чего наши бойцы захватили много пленных.
Но битва за Киев еще только разгоралась. Из воспоминаний отца: «Дальнейшие события разворачивались со все нарастающим напряжением. Противник решил любой ценой захватить утраченные позиции. В течение двух суток он предпринял несколько мощных контратак, но все они были отбиты нашими десантниками. Не отошли ни на шаг и соседи – 6-я и 212-я воздушно-десантные бригады нашего корпуса. Теперь бойцы моей бригады почувствовали себя увереннее. Да и дела пошли веселее. Мы стали вести наступление при поддержке артиллеристов при полном с ними взаимодействии».
Но случались и тяжелые, вызванные неопытностью и горячностью младших командиров потери. На третий день боевых действий бригады почти полностью полегла рота капитана Никифорова. На их участке немцы начали поспешно отходить, изображая бегство. Увлекшись преследованием, не оценив обстановки, наши бойцы попались в ловушку – оставшиеся в окопах вражеские пулеметчики и автоматчики открыли по ним губительный огонь почти в упор. Это был жестокий и поучительный урок.
В тот же день стало известно о том, что гитлеровцы готовят решительное наступление. Командование предупредило Родимцева, что, по данным разведки, главный удар, вероятнее всего, придется в полосе его бригады, на участке, который обороняли курсанты. Это были совсем молодые ребята из бригадной школы. Отец и его заместители не спали всю ночь, руководили подготовкой обороны. И хотя все, что требовалось, было выполнено и лично проверено, тревога не утихала. Устоят ли ребята, как поведут себя в первом для них бою?
На рассвете 13 августа после бомбежки и артобстрела на позиции курсантов ринулись более двадцати танков и бронемашин с автоматчиками. Но ребята не подвели. Подпустив врага на предельно малую дистанцию, так, что отец, видя, что молчит вся наша оборона, уже бросился к телефону, артиллеристы и курсанты дали мощный залп. Противник отступил. Несколько раз в течение дня немцы повторили атаки, но, потеряв почти полтысячи человек, прорвать оборону бригады так и не смогли.
Вскоре разведка доложила, что немцы переходят к обороне. Эту новость от командиров мгновенно узнали все бойцы. Каждому было ясно, если, дойдя до окраины Киева фашисты собираются обороняться, значит, досталось им сполна от защитников города. Однако успокаиваться на этом было не в характере отца и его подчиненных, хорошо понимавших своего командира. Он считал, что еще большего успеха можно достичь, начав как можно быстрее наступление. Ведь противник наверняка не ждет, что десантники могут наступать после тяжелых боев в обороне. Это подсказывал ему испанский опыт – он многому там научился. Он вспомнил сражения под Мадридом, на Хараме и у Гвадалахары, когда промедление стоило республиканцам упущенных побед и возможностей. Свое решение Родимцев обсудил с командиром дивизии, встретив его полное понимание и поддержку.
Менее чем через сутки десантники Родимцева атаковали противника. Расчет оказался верен. Удар наших войск обратил гитлеровцев в бегство. Успеху наступления во многом способствовало применение ракетных установок «катюш». Отец и его подчиненные именно здесь впервые увидели это мощное оружие. Как рассказывал отец, бойцы испытали огромный эмоциональный подъем, увидев горящие в лавине огня укрепления и технику врага.
В течение двадцати дней бригада Родимцева вела непрерывные бои. В своей автобиографии отец отметил, что именно тогда ему впервые довелось увидеть рукопашный бой. О результатах этих сражений он писал: «Третий воздушно-десантный корпус наступал. И когда? В августе сорок первого! Мы прошли с боями 15 километров. Кто участвовал в Отечественной войне, тот никогда не забудет этот трагический месяц и поймет, что значило для той поры идти на запад».
В ходе наступления десантники освободили множество населенных пунктов. Это имело не только военное значение, но и позволило большому количеству жителей, не успевших эвакуироваться, уйти на восток. Одной только этой причины достаточно, чтобы оправдать их стремление отбросить врага как можно дальше, а не просто обороняться.
В один из первых дней боев в бригаду Родимцева через линию фронта из поселка Мышеловка, находившегося на окраине Киева, пробрались рабочий Кирилл Соловей со своей шестнадцатилетней племянницей Машей Боровиченко. Как выяснилось, они старались не просто пробиться к своим, но и запомнить все, что увидели в расположении немцев. Их сведения уже очень скоро помогли бригаде. О первой встрече с Машенькой, как сразу назвали ее бойцы, отец вспоминал: «Девочка, еще подросток, смуглая и хрупкая, в ситцевом платьице, без косынки, босая смотрела на меня и на разведчика капитана Питерских с доверчивостью ребенка… Машенька попросилась к нам в медсанбат. Вскоре она стала опытной и смелой медсестрой, и многие воины обязаны ей жизнью. В бригаде ее прозвали «Машенькой из Мышеловки». С нами она прошла почти весь трудный боевой путь, участвовала в сражениях за Конотоп, Харьков, Тим, в генеральной битве на Волге. Ей многое довелось пережить, но я никогда не видел ее в растерянности или унынии – эта маленькая киевлянка научилась воевать».
Как один из самых незабываемых моментов фронтовой жизни вспоминал отец встречу с Машей во время тяжелых боев на реке Сейм осенью 1941 года. Среди сандружинниц, выносящих раненых, отец увидел и ее, но не узнал сразу в военной, подогнанной по маленькой фигурке форме. Начальник санитарной службы И.И. Охлобыстин на его вопрос о том, кто эта девушка, лицо которой показалось ему знакомым, ответил, что это абсолютно бесстрашная девочка, настоящий орленок, она оказала помощь и вынесла с поля боя десять тяжелораненых за один день, вот только жаль, новую шинель ей немцы продырявили. Охлобыстин окликнул Машу, а когда она подошла к ним, отец вспомнил Голосеевский лес и испуганную девчушку: «Так вот это кто! Машенька из Мышеловки!» Она удивленно всплеснула руками: «Вы до сих пор меня помните?» Увидев, что Родимцев посмотрел на пробитую шинель, она смутилась: «Ничего, товарищ полковник, я это зашью в свободное время…»
