Отбиваясь от наседающего противника, дивизия Родимцева отступала. Это был очень тяжелый отход, в течение которого немецкие танки и мотопехота несколько раз отсекали отдельные батальоны и полки от основных сил. Временами отступление принимало беспорядочный характер. Отец не находил себе места – связь с некоторыми подразделениями была потеряна. Штаб со знаменем дивизии передвигался вместе с одним из полков. Временами они не имели сведений о том, где находятся другие части.
Когда отец писал свои воспоминания или встречался с однополчанами, он отмечал, что июльские дни 1942 года были, пожалуй, самыми тяжелыми в его жизни. Ведь его, командира только что созданной гвардейской дивизии, Героя Советского Союза, отличившегося вместе со своими солдатами в боях за Киев, могут обвинить в утрате руководства дивизией. Он пытался успокоить себя тем, что ядро каждого подразделения составляют десантники, которые умеют сражаться в тылу врага, в окружении. «Они обязательно выйдут, щайтан побери, они знают место сбора, только бы выжили…» – так он думал и надеялся.
О тяжелых мыслях и переживаниях комдива за судьбу дивизии знали только его ближайшие помощники. Общаясь с подчиненными, отдавая приказы, слушая доклады, он держал в уме то главное, без чего в этой обстановке было невозможно спасти дивизию: не допустить паники, соблюдать дисциплину, сохранить боевой дух, служивший главной опорой сопротивления и благополучного исхода выпавших на их долю испытаний.
Рядом с 13-й гвардейской отходили дивизии генералов Горбатова, Василенко, Рогачевского, полковника Истомина. А правильнее сказать – их остатки. Но от того, что в таком же положении оказались и другие соединения, не служило для отца ни оправданием, ни утешением. Он лишь твердо знал: если его подчиненные окажутся в трудном положении, им обязательно помогут, не оставят в беде, так же как и они, отходя, не только старались сохранить порядок и боеспособность, но и без колебаний приходили на помощь своим товарищам по оружию, попавшим в беду. Однако всем – командирам и бойцам – было понятно, что поспешный отход целого фронта, окружение немцами значительных сил под Харьковом и огромные потери означали, что планы высшего военного руководства не сработали. Шапошников и Жуков оказались правы…
В небольшом белгородском селе Нехаевка неожиданно встретились штабы трех отходивших дивизий. С их командирами Рогачевским и Истоминым Родимцев кратко обсудил сложившееся положение и план совместных действий на ближайший переход. Едва они собрались хоть немного передохнуть и искупаться вместе с бойцами в чистом пруду, как прискакавший конный разведчик доложил отцу, что в село с другой стороны входит большая немецкая автоколонна. На ходу отдавая команды, командиры помогали бойцам устанавливать пулеметы и занять оборону.
Бой грянул через минуту. Отец вспоминал: «Я выбежал в соседний переулок и увидел немецкую автоколонну: передние машины уже были охвачены огнем, из-под брезентовых покрытий вываливались солдаты. Некоторые из них неподвижно лежали на земле, другие ползи, третьи строчили из автоматов. Мне было ясно: немцев здесь не менее батальона. Отлично вооруженные, они, по-видимому, перебрасывались на какой-то участок фронта. Такая встреча в Нехаевке была для них неожиданной. Я выхватил пистолет».
Уничтожив с первого выстрела выскочившего прямо на него немецкого ефрейтора, отец вырвал из его рук автомат, забрал висевшие у него на поясе гранаты и, отстреливаясь и прикрывая друг друга, отходил вместе со своими бойцами в сторону спасительного лесочка, куда уже успела выйти дивизионная колонна.
Если бы немцы знали, что они застали в одной деревне сразу три советских штаба! Впрочем, это все равно не помогло бы им поймать богатый «улов». Не такие это были люди, оказавшиеся у гитлеровцев на пути. Они не сдавались и умели очень хорошо воевать.
Отец и его гвардейцы не знали тогда, что от злополучной Нехаевки им придется пройти на восток еще почти двести километров до станицы Мигульской на Дону, где разрозненные части и отряды соединятся, переправившись на левый берег. Знамя дивизии вынес на себе к месту сбора командир разведчиков Иван Подкопай.
Этот трагичный путь дивизии отмечен не только торопливыми пометками на штабной карте. Его можно распознать по братским могилам, которые каждый день оставляли в степях Придонья уходившие на восток солдаты и их комдив. Они клялись отомстить. Но не менее тяжело было им смотреть в глаза жителей сел и деревень, которых они оставляли, уходя.
На левом берегу Дона за два дня офицерам, которым отец дал поручение разыскивать своих бойцов и командиров, удалось собрать 667 человек. В следующие дни подошло еще несколько сот бойцов. Все люди были с оружием, многие доставили различную технику. Кроме этого в разные госпитали были отправлены около тысячи раненых, большинство из которых должны были уже скоро вернуться в родную дивизию.
Отцу казалось, что через несколько дней их отправят на пополнение. Но вдруг пришел приказ: в штабе армии решили, что дивизия небоеспособна, и передали штаб и политотдел в распоряжение Сталинградского фронта.
В результате «харьковского сражения» потери Красной армии составили 170 тысяч человек убитыми и от 80 до 200 тысяч пленными (по разным данным). Мой отец, его подчиненные, все начальники и вся армия тогда еще не знали этих страшных цифр. Но они понимали, что случилась новая катастрофа, возможно, не менее страшная, чем в 1941 году. И это при том, что операция начиналась в условиях примерного равенства сил, кроме танков и авиации, в чем противник имел перевес.
Теперь, когда об этих сражениях известно практически все, мы понимаем, что на таком трагичном фоне состояние 13-й гвардейской можно было оценить более объективно. Но всех вышедших из котла свалили в одну кучу – позора и пораженчества. Как будто они были виноваты в том, что остались живы, когда немецкие самолеты и танки гонялись за каждым автомобилем, повозкой, за каждым конным и пешим солдатом, которому негде было укрыться в степи!
Родимцев решил бороться за имя и честь своей дивизии. Обсудив ситуацию с подчиненными, отец вместе с комиссаром отправился в Сталинград. Это был еще тихий тыловой город. Они чувствовали себя неуютно, окунувшись в мирную жизнь. Три дня они ходили по кабинетам штаба фронта, доказывали, ругались, объясняли, просили сохранить родную тринадцатую. Наконец из Москвы пришло распоряжение: «Дивизию в полном составе перевести в резерв Ставки Верховного главнокомандования».
В конце июля 1942 года после года непрерывных боев дивизия разместилась за двести километров от фронта, в степном поселке Николаевске (с 1967 г. город Николаевск) на левом берегу Волги. Но в то жаркое лето отдыхать им так и не пришлось. Уже вовсю гремела гроза, способная разорвать весь юг нашей страны, а возможно, и уничтожить ее. Они спешили, чтобы быть готовыми к новым сражениям. Оставшиеся в тылу у фашистов города и села ждали их. Да и среди немецких войск у них появились «старые знакомые», с которыми хотелось при встрече рассчитаться за все.
Сталинград
Сентябрь 1972 года выдался на Волге таким же теплым и сухим, как и тридцать лет назад. От центрального причала Волгограда отошел теплоход, заполненный шумной толпой немолодых уже людей. Среди гражданских костюмов, в которых были большинство из них, мелькали мундиры офицеров и генералов. Фуражки и шляпы, кепки и тюбетейки покрывали убеленные сединой головы. Но была одна общая деталь в их наряде, объединяющая эту многоголосую и дружную компанию, – у каждого на груди сверкали ордена и медали, у многих – Золотые Звезды Героев Советского Союза. Ветераны 13-й гвардейской дивизии вновь собрались вместе, чтобы отметить 30-летнюю годовщину того дня, который стал для них одним из самых незабываемых в жизни, – легендарной переправы через Волгу в горящий Сталинград.
