Г-н де Буйон отправился в путь неохотно и так мало верил в успех своей миссии, что, хотя Их Величества и напутствовали его словами, способными тронуть любое другое сердце, его сердце осталось холодно; знавшие его понимали, что он откажется внимать им, и не ошиблись в своем мнении.
Герцог Майеннский послал туда по собственному желанию солдат из гарнизонов Суассона, Нуайона и Шони, которые под бой барабанов и с развернутыми знаменами, под командованием капитанов и военных инженеров отправились защищать крепость, что шло вразрез с его обещанием передать ее в подчинение Королю.
Этот поступок в конце концов вынудил Королеву послать туда же графа Овернского с частью полка гвардейцев и несколькими ротами кавалерии, чтобы занять крепость.
Все понимали, что этих сил было недостаточно, чтобы овладеть крепостью, однако целью экспедиции было, во-первых, желание выяснить, не намерены ли принцы снова развязать войну, и, кроме того, показать им, что Король чувствовал себя вправе противостоять им более решительно, нежели раньше, а также подумывал об удалении их из Парижа, где они не давали ему покоя, – прибегнув к данному средству, он избавил бы себя от значительной части военных, постоянно сопровождавших его, и в этом случае они бы еще скорее обнаружили свои дурные намерения, ежели таковые были у них на самом деле; Его Величество подозревал, что подобные замыслы действительно имеют место, и постепенно готовился оградить себя от них, причем сделать это так, чтобы они не всполошились, впрочем, они не слишком уважали его, считая слабым, в чем доселе убеждались, присутствуя на заседаниях Совета.
Королева, поняв на примере недавних волнений, что во время смуты самые ложные слухи часто оказываются самыми если уж не истинными, то правдоподобными и что словам в защиту мятежников верят легче, нежели фразам в пользу Государя, решила проявить терпение до конца, чтобы не дать им ни единой возможности уверить народ – не важно, захотел бы кто-нибудь слушать их или нет, – что им пришлось взяться за оружие, дабы защитить себя от Короля.
В определенной мере все это, конечно, наносило ущерб мнению, которое должно было сложиться у людей в отношении королевской власти; она и впрямь пользовалась в народе все меньшим уважением, и многие напрямую отзывались о делах Короля крайне нелестно, разочаровавшись в нем; но, с другой стороны, это приносило Королю гораздо большую выгоду, состоявшую в том, что принцы настолько уверовали в свои силы, что не желали более оставить двор, убежденные, что смогут воплотить все задуманное против Его Величества, не зная, что он мог незаметно добиться успеха в своих делах, и не догадываясь также, что среди них были такие, кто время от времени доносил Королю об их замыслах – причем из тех, кому они доверяли больше всего.
Видя сей обширный и злобный умысел принцев, приводивший всякого в изумление, Королева пожелала воспользоваться случаем и вновь, как и прежде, поговорить с Королем; она призналась Барбену, что положение дел выглядит настолько отчаянным, что она почитает за лучшее для своей честной репутации полностью передать управление делами в руки Короля.
Однако Барбен красноречиво объяснил ей, что она должна заботиться не только о своем уходе на покой, но и использовать любые возможности, чтобы помешать вельможам силой и с позором отстранить Короля от государственных дел; что ей в первую очередь нужно обеспечить передачу власти своим детям, а не думать об отдыхе; что вся Европа обвинит ее в недостаточной твердости характера, если она отойдет от дел в тот момент, когда над страной вот-вот должна разразиться гроза.
Эти доводы убедили ее, но она все же настояла на разговоре с Королем, что и сделала в присутствии г-д Барбена, Манго и де Люиня: она упрашивала его взвалить на себя бремя власти, говорила, что он уже достаточно зрелый и ему свойственны качества, необходимые для счастливого правления; что у него под рукой – Совет, составленный из людей, которые будут беззаветно бороться за упрочение его власти, а в том случае, если он захочет внести какие-либо изменения в сложившийся порядок, то недостатка в нужных людях в государстве нет; что если бы, едва выйдя из детского возраста, он начал управлять народом, то стяжал бы себе бессмертную славу, равно как и в том случае, если бы в том возрасте, когда другие стремятся к запретным удовольствиям, он поступился бы даже приличными и дозволенными ради того, чтобы постоянно внушать уважение к власти, данной ему Господом.
Люинь, которому Король уже всецело доверял, умолял ее оставить мысль, столь явно противоречащую общественному благу и соображениям безопасности Государя; он убеждал ее также, что она слишком заинтересована в сохранении и того, и другого, чтобы отказаться от этого в тот момент, когда ничто не мешает людям творить зло, разве что уважение, внушаемое ее именем, и благоразумие ее решений.
Быть может, беды, которые, казалось, готовы были разразиться в стране, вынуждали его поверить в необходимость правления Королевы, особенно потому, что у него было слишком мало опыта в государственных делах; может быть, он и впрямь не хотел, чтобы она удалилась на покой именно в это время, поскольку, оставаясь возле Короля и далее, она все равно обладала бы властью большей, чем он мог пожелать для себя.
В любом случае, независимо от того, что он говорил ей, Королева согласилась с просьбой Короля и заявила, что не может скрыть от него того, что ничто так не возмущает ее, как ревность, которую ему пытаются внушить к ее правлению, равно как и попытки выставить ее решения в нелицеприятном свете; если бы он пожелал, чтобы она с удовольствием исполняла все то, что ей придется исполнять вынужденно, то она предпочитает и в будущем делить с ним все тяготы власти, а именно: оставив ему славу и честь раздавать милости, возложить на себя тяжкую обязанность отказывать людям в чем-либо; что она просит его, раз уж так получилось, по его собственному усмотрению распоряжаться должностями, которые должны вскоре освободиться, и наградить ими тех, чья верность и преданность были ей известны; что если, среди прочих, он желает отблагодарить г-на де Люиня, то ему нужно только отдать необходимый приказ, и все будет исполнено, тем более что подобное решение лишний раз доказывает, насколько Король доволен тем, как она распоряжалась государственными делами; что какое бы мнение относительно ее правления ни внушали Королю, она ни на мгновение не перестанет делать того, что требуется в подобных случаях от Королевы, являющейся подданной своего Государя и матерью, пекущейся о благополучии собственных детей.
Люинь, выказывая, что искренне верит в ее слова, обращенные к Королю, поблагодарил ее от себя, заявив, что желает полностью зависеть от ее воли. Однако даже если он и поверил в искренность ее заверений, это не сделало его лучше. Королева, напротив, выказала меньшую, чем это было необходимо, прозорливость.
Вместо того чтобы пристально наблюдать за его действиями, она доверилась его обещаниям, решив, что добилась его расположения своей милостью, хотя ей следовало бы из соображений предосторожности удалить его.
