Наконец, смущение это возросло до такой степени, что она совсем потерялась, и тогда м-м де Шеврез, испуганная возможными последствиями подобного безрассудства, дала герцогу понять, что он перешел границы благоразумия и что следует вести себя осторожнее.
И все-таки, каковы ни были речи, которые слушала Анна Австрийская, она допускала их, хотя не была обманута ни видом садовника, ни видом волшебника. У королевы были хорошие глаза, и притом при ней была услужливая подруга, хорошо знавшая все эти тайны.
Герцог Бэкингем отличался в искусстве танца, которое, впрочем, в это время, как мы имели случай видеть по сарабанде, протанцованной кардиналом, не было в пренебрежении. Коронованные особы очень заботились об овладении этим искусством, чрезвычайно нравившемся дамам.
Анри IV очень любил балеты, в балете он в первый раз увидел прекрасную Анриетту де Монморанси, ради которой делал столько глупостей; Луи XIII сам сочинял музыку для балетов, которые танцевали перед ним, и особенно он любил один из них, называвшийся «Мерлезонский балет». Всем также известны успехи на этом поприще Граммона, Лозена и Луи XIV.
Поэтому нам не покажется странным, что Бэкингем с необыкновенным успехом играл роль в «Балете демонов», придуманном для этого вечера как самая лучшая забава для их величеств.
Король и королева аплодировали неизвестному танцору, которого приняли – один из них действительно впал в ошибку – за одного из кавалеров французского двора. Наконец, по окончании балета их величества приготовились смотреть самое великолепное увеселение этого вечера; в нем Бэкингем тоже играл важнейшую роль, которую он себе присвоил очень смело и ловко.
Тогда было обыкновением льстить государям даже в их увеселениях, и орудием этой лести французские церемониймейстеры использовали выдуманных восточных государей. Обычай маскарадов, подобных тому, который мы сейчас опишем, продолжался до 1720 года и в последний раз был приложен к ночным празднествам, дававшимся м-м дю Мэн в ее дворце Со и известным как «Белые ночи».
Дело было в том, чтобы предположить, что всем государям земного шара, а особенно неизвестных стран, лежащих за экватором, баснословным суфиям, загадочным ханам, богачам-моголам, инкам, владельцам золотых рудников вздумалось однажды собраться всем вместе и прийти поклониться престолу короля Франции.
Как видно, идея была недурна, и, например, Луи XIV, государь довольно тщеславный, был обманут еще лучше, когда принимал мнимого персидского посланника, знаменитого Мехмет-Реза-Бека, и хотел, чтобы этот шарлатан был принят со всей пышностью, на какую был способен Версаль.
Восточные цари, о которых мы говорим, должны были быть изображаемы принцами царствующего во Франции дома. Герцоги де Гиз, де Роган Буйонский, де Шабо и де ла Тремуйль были избраны королем для увеселения.
Молодой кавалер де Гиз, сын того, которого называли le Balafre («Меченый»), игравший роль Великого Могола, был младшим братом герцога де Шевреза, тем самым, который убил на дуэли барона де Люца и его сына и который впоследствии, сев верхом на пробуемую пушку, погиб от ее разрыва.
Накануне празднества Бэкингем сделал визит кавалеру де Гизу, который, как и почти все вельможи того времени, сильно нуждаясь в деньгах, принужден был прибегнуть к разным средствам и все-таки боялся, что ему не удастся явиться на праздник м-м де Шеврез с тем великолепием, с каким бы он желал.
Бэкингем был известен своей щедростью и не раз снабжал из своего кошелька самых гордых и самых богатых. Поэтому посещение это показалось де Гизу хорошим знаком, и он уже готовил в своем уме фразу, с которой хотел обратиться к щедрому посланнику, но тот предупредил его желания, подарив три тысячи пистолей, и предложил, кроме того, одолжить для увеличения блеска костюма де Гиза все алмазы короны Англии, которые Джейкоб VI позволил своему представителю увезти с собой во Францию.
Это было более, нежели смел надеяться кавалер де Гиз. Он протянул Бэкингему руку и спросил, чем может отблагодарить его за такую большую услугу.
– Послушайте, – отвечал Бэкингем, – я хотел бы, и это, может быть, пустая прихоть, но она мне доставит большое удовольствие, я хотел бы иметь возможность нести на себе некоторое время весь магазин бриллиантов, который я привез с собой. Одолжите мне ваше место на часть завтрашнего вечера – пока Великий Могол будет замаскирован, я буду Великим Моголом, когда же он должен будет снять маску, я отдам вам ваше место.
Таким образом, мы будем играть наши роли, вы – открыто, я – тайно. Мы оба составим одно лицо, вот и все. Вы будете ужинать, а я буду танцевать. Согласны ли вы на это?
Кавалер де Гиз нашел, что это дело маловажное, не стоит и говорить и тотчас же согласился на все, чего желал Бэкингем.
Кавалер считал себя одолженным герцогу и признавал в нем своего учителя, поскольку, хотя его собственные глупости и наделали много шума во Франции, он был далек, особенно в безрассудстве, от знаменитого в подобных проделках Бэкингема.
Как было условлено, так и сделано. Герцог, замаскированный, блистающий при свете люстр и ламп, представился глазам королевы в сопровождении многочисленной свиты, великолепие которой не равнялось пышности его наряда, но и не составляло с ней слишком резкого контраста.
Восточный язык богат метафорами и поэтическими намеками. Бэкингем употребил все свое искусство, чтобы украдкой сказать королеве несколько страстных комплиментов. Ситуация тем более нравилась искателю приключений, герцогу, и романтической Анне Австрийской, что была чрезвычайно опасной.
Король, кардинал и весь двор были при этом, и так как уже распространился слух, что герцог Бэкингем присутствует на балу, то все удвоили внимание, а между тем никто и не подозревал, что Великий Могол, в котором все видели кавалера де Гиза, был сам Бэкингем. Зрелище имело такой огромный успех, что король не мог удержаться, чтобы не выразить м-м де Шеврез своей благодарности.
Наконец, последовало приглашение их величеств к столу, когда нужно было снять маски в приготовленных для этого комнатах. Великий Могол и его оруженосец удалились вдвоем в кабинет – оруженосец был не кто иной, как кавалер де Гиз, который в свою очередь надел маскарадное платье и пошел ужинать в костюме Великого Могола, между тем как Бэкингем превратился в оруженосца.
Когда де Гиз вернулся к гостям, все стали расхваливать пышность его наряда и ловкость, с которой он танцевал. После ужина кавалер отправился в кабинет, к герцогу, ожидавшему его там. Тогда они снова поменялись ролями: кавалер сделался простым оруженосцем, а герцог снова возвысился до сана Великого Могола.
В этих костюмах они опять возвратились в зал. Нечего и говорить, что пышность наряда этого могущественного государя и почетное место, которое он занимал в ряду коронованных особ, доставили ему честь быть выбранным королевой для танца. Таким образом, Бэкингем до утра мог свободно выражать под маской и при общем смешении чувства, уже не бывшие тайной для королевы благодаря стараниям услужливой м-м де Шеврез.
