Тогда он решил воспользоваться первым случаем, чтобы как-нибудь поссориться с Сен-Маром, вызвать его на дуэль, убить его и тем все покончить. Однако случаю было угодно распорядиться иначе: в продолжение четырех или пяти дней адмирал ни разу не встретился с обер-шталмейстером.
Прошло еще два дня, а Брезе безуспешно искал случая встретиться с Сен-Маром. Недельный срок кончился, и нужно было выезжать в Брест. При встрече кардинал напомнил Брезе о времени отъезда, тот попросил отсрочки еще на два дня; прошли и эти дни, а молодой адмирал все не выезжал из Парижа. Наконец, заметив холодное обращение с ним кардинала и не зная, что делать, он обратился к Нуайе и все ему рассказал.
– Хорошо, – сказал Нуайе, – вы не отправляйтесь ни сегодня, ни завтра.
– А если кардинал будет сердиться на то, что я ему не повинуюсь? – с некоторым замешательством спросил адмирал.
– Если кардинал будет сердиться, – заявил Нуайе, – я все беру на себя.
Полагаясь на это обещание, Брезе остался. На другой день кардинал, увидев его, сказал с ласковой улыбкой:
– Вы хорошо сделали, г-н адмирал, что взяли отсрочку и что вы остались. Теперь можете ехать в Брест и будьте спокойны, я не забываю ни моих друзей, ни моих врагов!
Адмирал Брезе уехал, а Ришельё стал еще более внимательно следить за Сен-Маром, сильная привязанность короля к которому тревожила его все больше.
Между тем заговор развивался. Фонтрайль, переодевшись в капуцина, поехал в Испанию, чтобы лично представить испанскому королю договор, в который с ним хотели вступить Гастон Орлеанский, королева, де Буйон и Сен-Мар. Любимец Луи XIII по гордости своей думал, что никто не может поколебать королевского к нему расположения, но ошибался – настал черный день и для него. Король потерял к нему любовь, и вот по какому случаю.
Авраам Фабер, впоследствии ставший маршалом Франции, служил тогда капитаном в королевской гвардии, и король был о нем очень хорошего мнения. Уверяют даже, что однажды Луи XIII, вспомнив, каким образом он освободился от маршала д’Анкра, признался Фаберу в намерении умертвить кардинала, давая понять, что исполнение замысла он хочет поручить ему. Фабер, как говорили, покачал головой и отвечал:
– Государь, я не Витри.
– Кто же вы? – спросил король.
– Государь, я – Авраам Фабер, слуга ваш на все другое, но не на убийство.
– Хорошо, – резюмировал Луи XIII, – я хотел только вас испытать, Фабер, я вижу, что вы благородный человек, и благодарю вас за это. Благородные люди со дня на день встречаются всё реже.
Однако Фабер, несмотря на смелость своего ответа, не потерял хорошего к себе отношения короля. Однажды он разговаривал с его величеством об осадах и сражениях, а Сен-Map, будучи молод, храбр и предприимчив, во многих мнениях не соглашался с Фабером и довольно дерзко ему противоречил. Этот спор гордости со знанием наскучил королю, и, желая прекратить его, Луи XIII сказал:
– Послушайте, г-н Ле Гран (так звали Сен-Мара со времени получения звания обер-шталмейстера), вы не правы… Странно, человек, который ничего никогда не видел, хочет спорить с опытным в своем деле.
– Ваше величество, – отвечал удивленный Сен-Мар, как бы гневаясь на то, что король не захотел принять его сторону, – на свете есть много вещей, которые с помощью рассудка и воспитания можно знать, даже не видев их.
Затем, сделав королю легкий поклон, Сен-Мар направился прочь и, проходя мимо Фабера, сказал:
– Благодарю вас, г-н Фабер, я не забуду того, чем вам обязан.
Король не расслышал последних слов своего фаворита. Проводив его глазами и оставшись наедине с Фабером, он спросил:
– Что сказал вам этот ветреник?
– Ничего, ваше величество, – отвечал капитан.
– А мне послышалось, что он позволил себе какую-то дерзость.
– Кто же смеет говорить дерзость в присутствии вашего величества… притом, я бы их не стерпел.
– А знаете ли, Фабер, – продолжил король после некоторого молчания, – я хочу сказать вам все.
– Мне, ваше величество? – удивился капитан.
– Да, вам, как человеку честному… знаете ли, мне этот Ле Гран надоел… ужасно надоел!
– Ле Гран? – Капитан несколько растерялся.
– Ну да, Фабер, Ле Гран мне в тягость, вот уже полгода, как он мне опротивел.
Фабер вытаращил глаза.
– Но, ваше величество, – сказал он после минутного молчания, – все знают, что г-н Ле Гран пользуется особенным благорасположением вашего величества.
– Да, – продолжал король, – да, это заключают из того, что он остается при мне, когда все уходят, но он остается совсем не для того, чтобы разговаривать со мной наедине, нет, Фабер, совсем не то – он уходит в гардеробную читать Ариосто. Мне кажется, никто не может лучше меня знать, что он значит в моем доме, не так ли? Итак, я вам говорю, что нет на свете человека, который имел бы так мало благодарности и был так склонен к порокам, как Сен-Map.
Он иногда по целым часам заставляет меня ожидать себя в карете, между тем как сам гоняется за хорошенькими Марион Делорм или Ла Шомеро. Он меня разоряет, Фабер, государственные доходы не в состоянии покрывать его издержки. Знаете ли вы, что в настоящее время у него до трехсот пар одних сапог?
В тот же день Фабер известил кардинала о положении, в котором Сен-Map находился при короле. Ришельё не хотел этому верить, он три или четыре раза заставил капитана повторить разговор его с королем, спрашивая, были ли то собственные слова его величества.
Вполне полагаясь на честность Фабера и не сомневаясь в его донесении, но, видя, что Сен-Map, несмотря на охлаждение короля, остается совершенно спокойным, кардинал подозревал, что какой-нибудь заговор поддерживает эту власть обер-шталмейстера. И он не ошибался – Сен-Map, потеряв расположение короля, был поддерживаем королевой и герцогом Орлеанским. К тому же договор был уже принят в Мадриде, и Фонтрайль возвратился в Париж с лестными обещаниями испанского короля.
Спустя несколько дней после этого события, де Ту пришел к Фаберу, своему приятелю, чтобы склонить его на сторону Сен-Мара, но при первых же словах Фабер его остановил:
– Милостивый государь, я знаю о Сен-Маре многое, чего вам не могу сказать. И прошу вас, не говорите мне о нем.
– В таком случае, – предложил де Ту, – поговорим о чем-нибудь другом?
– Пожалуй, но только не о делах государственных, ибо предупреждаю вас, что перескажу об этом кардиналу.
– Ах! Боже мой! – воскликнул де Ту. – Какое же добро сделал вам его высокопреосвященство, что вы сделались таким его другом? Он даже не дал вам гвардейской роты, вы ее купили!
– А вам не стыдно, – возразил Фабер, – угождать мальчику, который только вышел из пажей? Берегитесь, де Ту! Не встречайтесь с ним более, ибо, поверьте мне, он ведет вас по худой дороге!
