– Нет-с, сочинение стихов, – возразил кардинал.
Действительно, кардинал считал себя недюжинным писателем и ставил свои стихи несравненно выше государственных своих заслуг. Однако современники и потомство признали эту самооценку ошибочной. Проза Ришельё отличается, правда, выразительностью и чистотой стиля, но склонность к напыщенным оборотам и злоупотребление фигуральными выражениями утомляет внимание читателя.
Тщательно исправляя все исходившее из-под его пера, он обращал внимание также на орфографию, с которой современные ему вельможи обращались очень бесцеремонно. Кроме того, прежде чем выпустить в свет свои литературные произведения, Ришельё отдавал их для просмотра состоявшим у него на службе писателям: Демаре, Годо, Шапелену, шартрскому епископу Леско и др.
Из прозаических произведений Ришельё дошли до нас его «Записки», «Политическое завещание», религиозные сочинения и многие письма.
«Мемуары» кардинала и его письма имеют важное значение для истории царствования Людовика XIII. Существует предположение, что «Мемуары» составлялись приближенными Ришельё, на основании указанных им материалов. Предназначенные для восхваления деятельности самого кардинала, они не отличаются беспристрастием в изложении событий и характеристик.
Так, в первой части «Мемуаров», озаглавленной «История матери и сына», автор зачастую уклоняется от истины, с целью очернить коннетабля де Люиня. В них вкралось, вообще, так много фактических погрешностей, что утверждали даже, будто сам Ришельё не успел их прочитать и проверить.
С литературной точки зрения, «Мемуары» кардинала оказываются тоже неудовлетворительными, так как представляют собою плохую компиляцию писем и документов. Изредка встречающиеся в них мастерские характеристики и картины не искупают общей водянистости и тяжеловесности.
Следует заметить также, что «Мемуары» ограничиваются изложением событий за время министерства Ришельё и не проливают почти никакого света на его частную жизнь. Замечательнейшим из прозаических произведений кардинала следует признать его «Политическое завещание», слог которого отличается точностью и выразительностью.
В этом завещании трактуется о самых разнообразных предметах: о духовенстве, монастырях, повиновении, которое следует оказывать Папе, об искусствах и народном образовании, о дворянстве и среднем сословии, о судах и их недостатках, о народе, короле и его советниках.
Целые главы посвящаются армии, флоту, торговле и политико-экономическим соображениям. Автор всюду строго придерживается точки зрения самодержавия, разумно и добросовестно относящегося к выполнению своего долга. Труды Ришельё по религиозным вопросам представляют известный интерес для специалистов и были весьма тщательно изданы племянницей кардинала в 1641 году.
Ришельё был одним из лучших современных ему ораторов. Речи его в парламенте и в собрании нотаблей имели обыкновенно деловой характер. Талантливый премьер излагал в них ясно и вразумительно сущность своей политики и причины, побуждавшие его к тому или другому образу действий.
Из поэтических произведений, принадлежащих кардиналу, некоторой известностью пользовались театральные пьесы: «Большая пастораль», «Смирнский слепой», «Европа» и «Мирам». Собственно говоря, Ришельё принадлежал в них только общий план и некоторые отдельные сцены.
Остальное писали по указанию кардинала состоявшие при его особе поэты: Буаробер, Летуаль, Коленн, Ротру и Корнель. Сценическая постановка этих пьес и исполнение их в пале-кардинальской театральной зале в присутствии короля, членов королевской фамилии и придворных вельмож были недурны, но сами пьесы оказывались, с художественной точки зрения, крайне посредственными.
Правда, автора «Мирам» приветствовали каждый раз восторженными бурными рукоплесканиями, но в искренность их никто, кроме самого Ришельё, по-видимому, не верил. По словам очевидцев, он проявлял к этой пьесе, написанной при содействии пятерых сотрудников, истинно отеческую нежность.
Аплодисменты приводили его в неописуемый восторг. Несколько раз он привставал в ложе, чтоб показаться публике. Случалось также, что он сам указывал зрителям особенно удачные, по его мнению, места пьесы. Приведем вкратце ее содержание: Мирам – дочь Вифанского царя – любит Аримана, который отвечает ей взаимностью.
Не надеясь получить согласия на брак с царскою дочерью, Ариман замышляет ее похитить, но его арестовывают, и он в припадке отчаяния приказывает рабу пронзить его мечом. Мирам, решившаяся последовать в могилу за своим возлюбленным, обманывает бдительность отца, притворно соглашаясь на брак с Азамором, царем Фригийским, но в то же время просит свою наперсницу Альмиру достать ей яду.
Вифанский царь, не подозревая ужасающей катастрофы, поздравляет Азамора с благоприятной переменой в чувствах Мирам. Вдруг распространяется слух о кончине принцессы. Оказывается, однако, что Альмира дала ей вместо яду сонных капель. Прежде чем отец и жених успевают выразить свое огорчение и скорбь, они узнают, что Мирам только спит.
Вслед за тем обнаруживается, что Ариман не убит, а только ранен, и что он доводится родным братом Фригийскому царю. Благодаря такому счастливому стечению обстоятельств пьеса заканчивается соединением любящих сердец.
Современники утверждали, будто Ришельё позволил себе в «Мирам» намекнуть на любовь Анны Австрийской к английскому послу герцогу Бэкингему. Особенно прозрачными находили стихи:
Je me sens criminelle, aimant un etranger,
Qui met pour mon amour cet etat en danger.
(Я чувствую себя преступной, так как отдала сердце иностранцу, который из любви ко мне подвергает отечество мое опасности.)
Представленная в 1639 году на сцене театра Мондори, трагедия Корнеля «Сид» сразу завоевала себе общие симпатии. Кардинал отнесся очень недоброжелательно к пьесе своего соперника и всячески старался уронить ее в общественном мнении.
Французская академия, в угоду своему основателю, отозвалась далеко не лестно об этой образцовой трагедии. Корнель, продолжавший получать денежные пособия от Ришельё, не мог забыть гонения на «Сида» и после смерти премьера написал стихотворение, оканчивавшееся следующими словами:
Qu’on parle bien ou mal du fameux cardinal,
Ma prose ni mes vers n’en diront jamais rien:
Il m’a fait trop de bien pour en dire du mal,
Il m’a fait trop de mal pour en dire du bien.
(Что бы ни говорили хорошего или дурного о кардинале, я не скажу о нем ничего ни в прозе, ни в стихах. Он сделал мне слишком много добра, чтобы я мог говорить о нем дурно, и слишком много зла, чтобы я стал отзываться о нем хорошо.)
Надо полагать, что, кроме авторского самолюбия, кардинал Ришельё руководствовался в отношениях к «Сиду» также и соображениями чисто политического свойства. Трагедия, изображавшая в симпатичном виде характеры испанцев, появилась как раз во время объявления им Франции войны.
