К тому же автор трагедии отнесся весьма сочувственно к поединкам, воспрещенным королевским декретом под страхом смертной казни. При таких обстоятельствах кардинал мог усмотреть в «Сиде» опасный протест против своей политики. По крайней мере, Мишле объясняет гонение на «Сида» именно этими соображениями.
Героическая комедия «Европа», являвшаяся аллегорией на тогдашние политические события и поставленная на сцене пале-кардинальского театра в 1642 году, была последним поэтическим произведением Ришельё.
Великому кардиналу принадлежит честь официального учреждения Французской академии. Еще с 1629 года организовался кружок лиц, принадлежавших к числу наиболее образованных людей своего времени; члены этого кружка условились собираться по вечерам в определенном месте.
На собраниях читались новейшие литературные произведения, причем каждый свободно высказывал свое мнение о прочитанном. Вечер завершался обыкновенно прогулкой или ужином. Года четыре спустя слух об этих собраниях дошел через поэта Буаробера до Ришельё. Кардинал предложил кружку преобразоваться из частного учреждения в общественное.
После некоторого колебания предложение это было принято, и по ходатайству кардинала Людовик XIII в январе 1635 года утвердил особою грамотой устав Французской академии. Весьма вероятно, что Ришельё имел при этом в виду заручиться симпатиями кружка литераторов и влиять таким путем на общественное мнение.
С подобной же целью основана была в 1631 году еженедельная «Gazette de France». Первым редактором-издателем ее официально числился врач Ренодо, настоящими же ее руководителями были сам Людовик XIII и его премьер, являвшийся главным редактором и деятельнейшим сотрудником газеты.
Ришельё вообще не отличался крепким здоровьем. В детстве он страдал лихорадкою, а в юношестве – головными болями от чрезмерного умственного труда. Став у кормила правления, он усердно занимался государственными делами, невзирая на слабость своего, с каждым днем все ухудшающегося здоровья.
Мучительные нарывы, ревматизмы и лихорадки почти не давали ему покоя, а с 1632 года у него обнаружилась еще и каменная болезнь. Он продолжал, однако, работать с изумительной энергией, по поводу которой появилась в «Gazette de France» следующая заметка: «Враги Франции не знают, выгоднее ли для них иметь дело со здоровым или же с больным министром».
В 1634 году ревматические опухоли усилились, к ним присоединился геморрой, от которого лечили тогда обильным кровопусканием. В июне 1635 года ревматизм распространился на челюсти, вместе с тем у кардинала проявились опасные припадки уремии. Вследствие упадка сил он мог путешествовать только в носилках.
«У меня самое слабое и чувствительное тело на свете», – жаловался Ришельё своим приближенным. Тем не менее он занимался государственными делами с удвоенным усердием, более чем когда-либо необходимым, так как болезнь премьера совпала с объявлением войны испанцам. Несколько времени спустя упадок сил дошел до того, что кардинал не мог выносить свежего воздуха в Рюельском парке.
Король, озабоченный состоянием здоровья первого министра, неоднократно посещал его, чтобы советоваться о государственных делах. В 1642 году во время осады Перпиньяна правая рука Ришельё покрылась множеством вередов
[5], не позволявших ему даже подписывать бумаги. В таком состоянии кардинал находился с мая по октябрь.
Возвратившись затем в Париж, он в продолжение нескольких недель чувствовал себя довольно удовлетворительно, но в декабре сильное воспаление легких свело его в могилу. Чувствуя, что силы его покидают, Ришельё осведомился у врачей, сколькими же часами жизни он может располагать.
Лейб-медик Людовика XIII откровенно ответил: «В течение этих суток ваше высокопреосвященство умрете или выздоровеете». Кардинал выслушал этот приговор совершенно спокойно. Перед самой кончиной он попросил свою племянницу герцогиню д’Эгильон выйти из комнаты, объявив присутствовавшим, что не хочет делать ее свидетельницей предсмертной его агонии
[6].
В 1793 году гробница кардинала подверглась святотатственному поруганию. Буйная чернь, ворвавшаяся в склеп Сорбоннской церкви, разломала саркофаг Ришельё и сорок девять других гробов и выкинула из них прах усопших. Замешавшийся в толпе роялист, шапочник Шеваль, спас при этом от уничтожения маску, которою было покрыто лицо кардинала. Шеваль хранил ее сперва у себя, а затем передал аббату Арме.
Впоследствии она была поднесена Наполеону III, который велел положить ее в реставрационную гробницу знаменитого кардинала. В Мазаринской библиотеке хранится под стеклом мизинец Ришельё. Уверяют, что он был оторван от бальзамированного трупа каким-то каменщиком, хотевшим присвоить себе надетый на него драгоценный перстень. Палец этот достался потом библиотекарю Раделю, который и пожертвовал его библиотеке.
Ришельё и после смерти продолжал управлять Францией, так как Людовик XIII предписал своему государственному совету руководствоваться во внутренней и внешней политике программой великого кардинала. По кончине короля, лишь на полгода пережившего гениального своего министра, Анна Австрийская, которой пришлось вынести из-за Ришельё так много неприятностей, имела случай короче познакомиться с государственными делами и отдала тогда справедливость заслугам покойного.
В бытность свою королевой-регентшей, она остановилась однажды перед его портретом и сказала вполголоса: «Если бы этот человек не умер, он пользовался бы теперь большим могуществом, чем когда-либо».
Монтескье называл Ришельё «негоднейшим из французских граждан». Действительно, благодаря великому кардиналу Людовик XIII и его преемники приобрели возможность злоупотреблять властью даже в большей степени, чем восточные деспоты, которых все-таки несколько обуздывает страх постоянно грозящей им дворцовой революции.
Тем не менее очевидно, что даже с национальной французской точки зрения нельзя обвинять Ришельё за поддержку, оказанную им королевской власти в борьбе с эгоизмом феодальной аристократии, угнетавшей все остальные классы населения и стремившейся расчленить Францию.
Венецианский посол, в донесении своем сенату, писал: «Ришельё ниспослан был Провидением, дабы смирить гордыню испанского дома и спасти рукою Франции Европу от угрожавшего ей рабства».
