Сколько государей погубили и себя и государство, основывая свою политику на рассуждении, противном тому, что они знали, и сколько других были осыпаны благословениями за то, что подчинили свою власть той, от которой она происходит, за то, что не искали величия нигде, кроме как в величии своего Творца, и за то, что более пеклись о Его Царствии, нежели о своём собственном царствовании, – так что и я не стану более распространяться об истине столь очевидной, что она не нуждается в доказательствах.
Скажу лишь коротко, что как не может быть счастливым царствование государя, позволяющего беспорядку и пороку хозяйничать в своём государстве, так и Бог не допустит, чтобы был несчастным правитель, который станет особенно стараться об утверждении Его владычества в своей державе.
Нет ничего полезнее для такого святого дела, нежели добропорядочная жизнь государей, этот наглядный закон, обязующий сильнее, чем все законы, сочинённые ими для того, чтобы принудить к добру, о коем они пекутся.
Если верно, что, совершая какое-либо преступление, монарх грешит больше тем, что показывает дурной пример, а не самим фактом проступка, то также бесспорно и другое: коль скоро, издавая какие-то законы, государь сам следует своим предписаниям, то его пример не менее способствует соблюдению его распоряжений, чем все наказания, объявленные в его указах, какими бы суровыми эти наказания ни были.
Беспорочность государя, ведущего благопристойный образ жизни, способна скорее изгнать порок из его царства или королевства, чем все указы, которые он мог бы на этот счёт составить.
Благоразумие и воздержанность того, кто не бранится, скорее пресечёт все ругательства и богохульства, слишком распространённые в государствах, нежели любая строгость, которую правитель может проявить по отношению к тем, кто предаётся подобным мерзостям.
Однако сие не должно служить причиной воздерживаться от сурового наказания за неприличное поведение, брань и богохульство;
[532] напротив, в этом вопросе никакая жёсткость не будет чрезмерной, и, какой бы святой и образцовой ни была жизнь государя или чиновника, никогда не будет считаться, что они выполняют свой долг, ежели, призывая к благопристойности своим примером, не принудят к тому же самому строгостью законов.
Нет на свете правителя, который не был бы обязан, исходя из рассматриваемого принципа, добиваться обращения тех живущих под его властью людей, что сбились с пути праведного
[533]. Но поскольку человек по природе своей – существо разумное, то считается, что государи, исчерпавшие все разумные средства для достижения столь благой цели, выполнили свой долг в этом отношении; да и благоразумие не позволяет им употреблять столь рискованные средства, с помощью которых можно вырвать и пшеницу, когда надо удалить лишь сорняки, от коих непросто очистить государство иначе, чем деликатными способами, не устраивая потрясений, могущих его погубить или по меньшей мере причинить ему значительный вред
[534].
Поскольку государи обязаны утверждать истинное богопочитание, то им надлежит предпринимать все усилия для изгнания всякой лживой видимости оного, которая столь пагубна для государства, что можно сказать поистине, что под прикрытием ханжества нередко вынашивались самые вредоносные замыслы.
Многие люди, чья слабость равноценна хитрости, иногда пользуются такими уловками, которые обыкновенно свойственны женщинам, ибо этот пол более склонен к набожности, а характерная для него беспомощность чаще заставляет их прибегать к подобному притворству, которое предполагает меньше серьёзности, нежели лукавства.
ГЛАВА II,
в которой показано, что политикой государства должен руководить разум
Природная просвещённость учит каждого, что человек, будучи сотворён разумным, должен всегда поступать лишь согласно велениям разума, иначе он пойдёт наперекор своей природе и, следовательно, наперекор тому, кто её создал.
Ещё она учит, что, чем знатнее человек и чем выше он стоит, тем больше внимания он должен обращать на этот принцип и тем реже превратно употреблять свой рассудок, который составляет его суть, потому что превосходство над другими людьми принуждает его сохранять данное ему от природы сообразно замыслу, который имел в виду тот, кто его возвысил.
Из этих двух принципов явственно вытекает, что человек должен давать разуму властвовать безраздельно, а сие требует не только ничего не предпринимать без его совета, но и, более того, обязывает человека сделать так, чтобы все находящиеся под его властью чтили разум и неукоснительно ему следовали.
Этот вывод является посылкой для другого, который учит нас, что как не следует желать ничего неразумного и несправедливого, так не следует желать и ничего такого, чего нельзя будет добиться и при осуществлении чего повеления не сопровождаются повиновением; в противном случае разум не будет царствовать безраздельно.
Применить этот принцип на практике тем легче, если учесть, что любовь – сильнейшая побудительная причина, заставляющая покоряться, а подданные не могут не любить государя, ежели знают, что всеми его действиями руководит разум.
Власть принуждает к повиновению силой, разум же склоняет к нему убеждением, и гораздо целесообразнее руководить людьми при помощи способов, позволяющих незаметно подчинить себе их волю, нежели таких, которые чаще всего заставляют их действовать лишь покуда их к этому вынуждают.
