На некоторых подобные несчастья обрушились из-за их неуёмного увлечения женским полом.
Иных же похожие беды постигли по причине обычной слепой привязанности к фаворитам, ибо эти правители так старались устроить их судьбу, что привели к краху свою собственную.
Были и другие государи, которые, ни к чему не испытывая естественного влечения, постоянно совершали такие неистовства в угоду некоторым людям, что те становились причиной гибели самих этих государей.
Данное утверждение может удивить, однако оно столь же истинно, сколь понятно, и если учесть, что подобные неистовства суть болезни тех, кто им подвержен, и что причиной лихорадки является порча влаги в организме, то можно сказать о подобных сильнейших привязанностях, что они основаны больше на слабости того, в ком зарождаются, нежели на достоинствах тех, по отношению к кому эти чувства проявляются и кто получает от них выгоду.
Такие недуги несут с собой обыкновенно и лекарство, ибо, будучи сильны, не бывают продолжительны, но когда продолжаются, то часто приводят, подобно лихорадкам такого рода, к смерти больного или наносят вред его здоровью, которое затем трудно восстановить.
Самые мудрые государи избегали этих разнообразных недугов, столь хорошо справляясь со своими чувствами, что их единственным вождём был разум.
А многие исцелились от них, убедившись на своём горьком опыте, что в противном случае их гибель оказалась бы неизбежной.
Возвращаясь же к самому предмету настоящей главы, в которой стояла цель разъяснить, насколько важно распознавать самых способных к службе, закончу её, заявив, что поскольку именно корысть обычно заставляет людей предаваться злоупотреблениям на порученных им должностях, то лица духовного звания часто предпочтительнее многих других, когда речь идёт о высоких чинах – не потому, что они менее склонны к корысти, но потому, что у них меньше интересов по сравнению с другими людьми, ибо, не имея ни жён, ни детей, они свободны от таких цепей, которые привязывают всего прочнее.
Глава VIII,
в которой повествуется о том, какое зло обычно причиняют государствам льстецы, сплетники и интриганы
[548], и разъясняется, насколько важно ограждать от них королей и запретить им появляться при двореНи одна зараза не способна погубить государство вернее, чем льстецы, сплетники и некоторые личности, которые только тем и заняты, что плетут заговоры и интриги при дворе.
При помощи различных способов они так ловко и так незаметно льют повсюду свой яд, что бывает затруднительно от него уберечься, если не принять строгих мер предосторожности.
Поскольку по своему положению или достоинствам эти люди не могут участвовать в делах и лишены способностей, чтобы заботиться о государственных интересах, они без стеснения стремятся помешать их утверждению и, надеясь немало выгадать во время смуты, всеми силами стараются своей лестью, ухищрениями и сплетнями разрушить установившийся стройный порядок, который совершенно не позволяет им рассчитывать на устройство собственной судьбы, ибо в государстве, где царит дисциплина, обеспечить свою будущность можно лишь на основе личных достоинств, коих эти люди лишены.
Помимо того, что это обычное явление, когда лица, находящиеся не у дел, стараются делам навредить, нет вообще таких неприятностей, коих подобные люди не могли бы устроить, а посему государям надлежит принять все возможные меры предосторожности против их злонравия, которое рядится во столько одежд, что часто оказывается непросто от него защититься.
Среди этих личностей есть некоторые, напрочь лишённые мужества и ума, но это не мешает им изображать как великую твёрдость духа, так и глубокую и серьёзную мудрость, и выставлять себя в благоприятном свете, высказывая придирки по поводу чужих поступков, причём даже тех, что заслуживают всяческих похвал и не могут быть превзойдены в тех обстоятельствах, о которых идёт речь.
Бюст кардинала Ришельё
Дж.-Л. Бернини (1598 – 1680), 1640 – 1641
Римский скульптор создал этот бюст по заказу Мазарини, вероятно, опираясь на присланный ему тройной портрет кардинала Ришельё работы Ф. де Шампеня. По всей видимости, мраморное творение Бернини кардиналу Ришельё не понравилось, потому что вскоре он заказал Ж. Варену другой бюст (настоящая часть, Гл.IX, разд.V).
Нет ничего проще, чем находить правдоподобные причины для осуждения того, что не могло быть сделано лучше и что было предпринято настолько обоснованно, что нельзя было того не сделать, не совершив непростительной ошибки.
Иные же из не имеющих ни ума, ни мужества своими жестами, качанием головы и серьёзной гримасой на лице выражают неодобрение тому, что не посмели бы осуждать вслух и что вообще не может быть подвергнуто порицанию с разумной точки зрения.
Чтобы не потакать подобным людям, государям недостаточно не допускать их к своему уху; надобно вообще запретить им показываться в кабинете и при дворе, так как мало того, что легковерие придворных подчас столь велико, что достаточно завести с ними беседу, как можно тут же их убедить, но даже и тогда, когда убедить их нельзя, у них всё равно остаётся некоторый осадок, который окажет воздействие в другой раз, если интриганы продолжат жужжать им в уши. И впрямь, отстранённость таких лиц от деятельности часто заставляет их судить о деле скорее по числу свидетелей, нежели по весомости обвинений.
Едва ли мне удалось бы рассказать обо всех несчастьях, приключившихся по вине этих злонамеренных людей в царствование Вашего Величества, однако я испытываю к ним столь живое отвращение, думая об интересах государства, что сие принуждает меня сказать: дабы предотвратить перипетии, подобные тем, которые произошли в моё время, не следует проявлять жалость по отношению к таким людям.
Какой бы твёрдостью и постоянством ни отличался государь, он не может, не совершив весьма опрометчивого поступка и не подвергнув себя смертельному риску, держать при себе негодяев, способных внезапно его обмануть, подобно тому как при заражении злокачественный недуг в одно мгновение охватывает сердце и мозг самых сильных и крепких людей, когда они считают себя вполне здоровыми.
Нужно гнать эту общественную заразу и никогда не подпускать её к себе, пока ехидны не исторгнут весь свой яд, а такое случается столь нечасто, что необходимость заботиться о спокойствии государства скорее обязывает постоянно держать их в отдалении, нежели проявлять милосердие, побуждающее их возвратить.
Смело выдвигаю это утверждение, ибо мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то из любителей заговоров, кормящихся придворными интригами, отказывался от своих скверных привычек и менял свою натуру, разве что от бессилия, да и оно, собственно говоря, не изменяет их, поскольку они сохраняют стремление к совершению дурных поступков даже тогда, когда уже не в силах их совершать.
