Как-то раз я вместе с пребывавшим уже на последней стадии отчаяния руководителем съемок Рудольфом Фихтнером ехала по Кайзераллее в Берлине, и вдруг увидела на тротуаре молодого человека с волком на поводке. Я внимательно рассмотрела животное — казалось, это в самом деле был волк. Фихтнер пошел узнать у хозяина, действительно ли зверь ручной и вернувшись, радостно сообщил:
— Это настоящий волк, доктор Бернхард Гржимек
[323] как раз занимается его дрессировкой.
— Ну а сможем мы поработать с его питомцем? — взволнованно спросила я.
— Возможно, но на данный момент зверь пока еще слишком опасен. Жена господина Гржимека лежит в больнице, волк укусил ее! Но доктор все же надеется, что сможет приручить его, — продолжал Фихтнер уже не столь оптимистично, — я завтра же познакомлю Гржимека с директором картины Траутом.
Тем временем мы попросили будущего исполнителя главной роли, Франца Эйхбергера, приехать в Берлин. Он стал брать уроки произношения в театральном училище, которое мне порекомендовала Фрида Рихард. Я по-прежнему была уверена, что он единственный подходит на роль Педро. За Эйхбергером присматривал наш фотограф Рольф Лантен, по возможности стараясь оградить его от соблазнов большого города.
Пока в Крюне заново возводили декорации для «Долины», я отправилась в Доломитовые Альпы на поиски натуры. В купе поезда «Миттенвальд — Боцен» поначалу кроме меня никого не было. Уже начав засыпать, я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Какая-то сила помешала сразу открыть глаза. Всего за какую-то долю секунды до этого меня посетило видение, уже однажды возникавшее в моей жизни: как будто на меня с огромной скоростью надвигались две кометы с гигантскими хвостами, они столкнулись и взорвались. Я сильно испугалась. Лишь спустя некоторое время, когда волнение несколько улеглось, я разомкнула веки и увидела лицо мужчины. Незнакомец пристально, словно гипнотизируя, смотрел на меня. Он стоял в проходе, прижавшись лбом к стеклу закрытой двери, — еще молодой офицер в форме горных егерей, вероятно, ему было слегка за тридцать. В его внешности доминировало что-то дерзкое, на выразительном лице красовались шрамы. Я почувствовала какую-то необыкновенную притягательную силу, исходившую от этого человека и побоялась ответить на его взгляд. Попыталась заснуть и забыть увиденное. Только когда поезд остановился в Инсбруке, я заметила, что мужчина уже вышел.
В Доломитовых Альпах, в районе Розенгартена, на Чампеди, или по-немецки Химмельсвизе,
[324] я нашла все нужные нам горные пейзажи. Выбрала и идеальное место для хижины Педро, здесь же собирались снимать и его схватку с волком. Через некоторое время мы получили согласие доктора Гржимека, а еще до этого приступили к съемкам прочих сцен. Работать с Эйхбергером было сплошным удовольствием. Его естественность перед камерой изумляла нас.
Спустя три недели работа в Доломитовых Альпах была прервана. Декорации в Крюне наконец достроили. Дорогостоящие съемки деревни общим планом с бесчисленными статистами требовалось закончить до начала зимы. А начать их мы смогли лишь в середине сентября. Слишком поздно.
Выручить могло только одно — если очень повезет с погодой. Прежде всего следовало провести групповые съемки. Мои зарнтальские крестьяне, столь великолепно зарекомендовавшие себя в «Голубом свете» и очень походившие на жителей севера Испании, согласились участвовать в съемках. Для усиления испанского колорита я еще в августе поручила Гаральду Рейнлю подыскать и цыган, молодых мужчин, девушек и детей. Он нашел их в Зальцбурге. Журналисты впоследствии утверждали, будто я лично отбирала цыган и использовала их в качестве рабов. На самом деле лагерь, в котором доктор Рейнль вместе с Хуго Ленером, одним из руководителей съемок, нашел подходящих цыган, в то время не был концентрационным. Сама я присутствовать там не могла, поскольку в это самое время находилась еще в Доломитовых Альпах, подыскивая натуру для съемок.
Цыгане, как взрослые, так и дети, стали нашими любимцами. Почти со всеми этими людьми мы встречались и после войны. Съемки, рассказывали они, были прекраснейшим временем в их жизни. Никто не заставлял их так говорить.
Пока мы работали в Крюне, я поручила Арнольду Фанку при помощи Гржимека снять в Доломитовых Альпах сцены с волком. Когда через месяц просмотрели отснятый материал в кинотеатре в Миттенвальде — Фанк потратил на съемки десять тысяч метров пленки, — стало ясно, что всё, за исключением пары эпизодов, никуда не годится. Перестраховавшись, режиссер велел оператору снимать со слишком большого расстояния. При таком удалении от камеры вместо волка можно было использовать и кошку — никто бы ничего не заметил. Я ужасно расстроилась. Но дальше все пошло еще хуже.
Через несколько дней руководитель съемок телеграфировал мне: «Волк сдох, Гржимек в отчаянии. Вынуждены прервать работу». Доктор Гржимек искренне скорбел о своем Чингизе. Дело в том, что его питомец однажды попросту объелся и у него случился заворот кишок. Мы были в полной растерянности, схватка Педро с волком — одна из ключевых сцен фильма. Нам не оставалось ничего иного, как срочно искать нового зверя.
«Роккабруна» стала тем временем популярным местом для туристов. Усиливающийся наплыв посетителей мешал работе, к тому же из кинодеревни кто-то украл ценный реквизит — лампы, решетки из кованого железа, старинные кружки, которые художники-декораторы привезли из Испании. Нам пришлось потребовать защиты полиции. А когда мы однажды утром проснулись, горы оказались покрытыми снегом. К счастью, после вторжения теплого воздуха он быстро растаял.
Но тут нас поджидал еще один сюрприз. Когда появились зарнтальские крестьяне, я едва смогла их узнать. Они сбрили свои великолепные бороды и теперь наслаждались произведенным на нас эффектом. Дело в том, что они не планировали долго задерживаться в Крюне, поскольку нужно было помогать дома при уборке урожая. Предполагалось, что съемки скоро закончатся, но из-за плохой погоды работа затянулась еще на некоторое время. Когда их просьбы отпустить домой не помогли, крестьяне и придумали эту хитрость, но недооценили нашего руководителя съемок. По распоряжению Фихтнера, гример наклеил участникам массовки новые бороды. Но мне стало жаль их, и большинство я отправила домой — с просьбой срочно прислать себе замену. В результате новых крестьян приехало вдвое больше, чем требовалось.
Для сцен верховой езды следовало срочно разыскать лошадь и дублера для Минетги. Фихтнер уже обо всем позаботился, и мне лишь оставалось лично поблагодарить генерала Дитля,
[325] согласившегося предоставить нам лошадь и наездника. Когда я оказалась в Миттенвальде у казармы, то первым делом увидела гнедого жеребца. Под уздцы его держал офицер, которому предстояло дублировать Минетги. Я не поверила своим глазам: это оказался именно тот человек, который так долго рассматривал меня в поезде. На нем были все те же небрежно наброшенная на плечи накидка и сдвинутая набекрень фуражка. Выражение его лица вновь показалось мне дерзким. Стараясь не подавать виду, что творится у меня в душе, я протянула ему руку. Он также ничем не выдал, что однажды мы уже встречались. Обмолвившись несколькими вежливыми фразами, мы распрощались.
