Эти неизвестные нуба не просто заинтересовали, они захватили меня, заставили действовать. Я присоединилась к «Нансен»-экспедиции с одной тайной целью — непременно разыскать этих туземцев. Прошло немало времени, пока обнаружилось, что Кордофан — одна из провинций Судана, а горы Нуба находятся на юге страны. Но о племени нуба с трудом можно было что-то узнать. Этнографы сообщили, что европейцы редко посещают их, не говоря уже о миссионерах. В Хартуме никто, даже Абу Бакр, объездивший все провинции Судана, не мог ничего рассказать об этой загадочной народности.
Впрочем, и в хартумском турагентстве мне так толком и не объяснили, как добраться до гор Нуба. Пока я, обескураженная полным отсутствием информации, вынуждена была отказаться от желания быстро найти это племя. Может, уже больше не существует тех нуба, которых я разыскиваю, может, я гоняюсь за фантомом?
Хартум
Наш самолет приземлился в Хартуме ровно в пять часов утра. К своей радости, я заметила среди встречающих членов «Нансен гезелыпафт» в полном составе и даже шефа немецкой авиакомпании «Люфтганза» Кронбаха. Нам пришлось оставаться в столице Судана до тех пор, пока не уладились все формальности. Огромной проблемой оказалась таможня: пошлины на кино- и фотооборудование составляли 60 процентов, а на камеры — от 100 до 300 процентов. На это я совсем не рассчитывала, в связи с чем изначально пришлось выдержать довольно нервный поединок с суданскими таможенными властями. Более того, сражение за мое фотооборудование продолжалось и в дальнейшем — каждое утро вплоть до полудня. Ситуация не особо обнадеживала: из-за строгих законов этой страны даже самые лояльные чиновники выглядели неподкупными. На четвертый день моему терпению пришел конец: взорвавшись, я рыдала и стенала до тех пор, пока мне не возвратили все, причем, мы со служащими таможни пожали друг другу руки почти дружески. Что интересно, на всю процедуру не было потрачено ни пфеннига. Впрочем, подобного успеха помогли достичь прежде всего поляроидные снимки, которые делались незаметно для чиновников им в подарок. За съемочное оборудование, в противоположность моей фототехнике, все же пришлось внести приличный залог — эти расходы любезно взяла на себя «Люфтганза». И вообще руководство немецкой авиакомпании по первому зову приходило нам на помощь. Ее шеф Кронбах познакомил меня с суданскими службами, которые сделали для всей экспедиционной группы необходимые визы с продлением срока пребывания в стране.
В Хартуме еще следовало уладить некоторые организационные хлопоты, поэтому пока я поселилась в номере старого «Гранд-отеля», расположенного прямо на берегу Нила. В отеле царила особенная атмосфера — до сих пор явственно чувствовался стиль английского колониального господства и времен Махди. Прогулки гостей здесь происходили на старом нильском пароме, отделенном от входа в здание прекрасной тенистой аллеей. Густые кроны деревьев образовывали над тропинками естественный зеленый навес. Солнечный свет проникал сквозь листья, и воздух, наполненный золотистой пылью, струился над одетыми в белое фигурами.
Как бы мне ни нравилось здесь, я не переставала волноваться по поводу счета, возраставшего с каждым днем: «Гранд-отель» был не из дешевых, а мои финансы более чем скромны. Но размышлять об этом до невозможности мешали впечатления, пульс до сих пор незнакомой мне жизни. Ежедневно приходили приглашения, прежде всего от живущих здесь немцев, а также из иностранных посольств, расположенных вблизи Нила. Приемы проводились в великолепных, цветущих садах. Одним из самых важных мероприятий для экспедиции стал бал, устраиваемый в честь «Нансен гезелыпафт» очень уважаемым и любимым здесь немецким послом господином де Хаасом. Среди гостей на вечере должны были присутствовать король тенниса из Германии Готфрид фон Крамм,
[478] занимавшийся в Судане торговлей хлопком, много суданских политиков и экономистов, губернаторы и шефы полиции провинций страны, которые именно в это время раз в году собирались вместе в Хартуме. От последних напрямую зависело, сможем ли мы во время экспедиции останавливаться на подвластных им территориях. Кроме того, разрешение на кино- и фотосъемки также предстояло получать отдельно для каждой области. Мне представился уникальный случай на данном приеме переговорить с чиновниками, установить необходимые связи, без которых в дальнейшем вряд ли стала бы возможной продуктивная работа нашей экспедиции в этой стране.
С балом в немецком посольстве связан один забавный эпизод: люди из общества Нансена чрезвычайно гордились своими бородами (такой имидж, с их точки зрения, вполне подходил ученым) и ни в какую не желали с ними расставаться, хотя господин де Хаас заранее предупредил, чтобы все его гости перед приемом обязательно побрились. И на то оказались серьезные причины: суданцы всегда с подозрением относились к иностранцам, носившим бороды, прежде всего их антипатия была вызвана тем, что ранее многие миссионеры, посещавшие страну, выглядели подобным образом. В бородатых европейцах гражданам Судана непременно виделись авантюристы, возжелавшие бесплатно путешествовать по их территории, безнаказанно использовать гостеприимство коренных жителей, не оплачивая счета в гостиницах и ресторанах.
Итак, несмотря на все аргументы (мои и устроителей приема), «нансеновцы» заупрямились и не желали выглядеть согласно протоколу. Исключение составили лишь молодой учитель Фридер, брившийся почти ежедневно, и Рольф Энгель из института Макса Планка, который, проявив сознательность, добросовестно подчистую удалил рыжую бороду. Сын и пасынок Луца на бал идти отказались. Допустить провал столь ответственного мероприятия наш руководитель экспедиции не имел права, поскольку прием в немецком посольстве устраивался в его и «Нансен гезелынафт» честь. Таким образом, Оскару Луцу не оставалось ничего другого, как подчиниться требованиям протокола и сбрить бороду.
На этом приеме жена посла госпожа де Хаас все убеждала нашего руководителя в том, что на время экспедиции мне понадобится раскладная кровать. Луц категорически отказывался это сделать: я должна была спать в автобусе, но предпочла свежий воздух, чем вызвала в нем первое недовольство. И все же в итоге раскладушку я приобрела — на рынке в Омдурмане за 40 марок, она чрезвычайно пригодилась впоследствии.
Вскоре стало выясняться, что хорошее впечатление, сложившееся у меня в Тюбингене о «нансеновцах», было несколько преждевременным. Тогда они казались идеальными спутниками, веселыми и беззаботными, теперь же от вышеперечисленных качеств мало что осталось. Во всяком случае, это относилось к членам семейства Луц, которые вдруг стали угрюмыми и недружелюбными. Вероятно, из-за того, что в действительности все оказалось намного сложнее, чем предполагалось в теории. Экспедиция еще не получила все необходимые разрешения на съемки и, соответственно, не могла, согласно плану, начать путешествие по Южному Судану. К тому же там как раз начался сезон дождей, что затрудняло передвижение группы.
Институт Гёттингена предварительно поставил перед экспедицией задачу сделать серию научных короткометражек о племени нуэров, проживающих в заболоченной местности к югу от Малакаля. В Тюбингене мы заранее условились о съемках рабочего варианта фильма на 16-миллиметровой пленке. Обязанности оператора были возложены на молодого Луца. Я всячески старалась установить дружеские отношения с сыном руководителя экспедиции, но тем не менее работать с Хорстом оказалось чрезвычайно трудно. Уже при первой попытке совместной деятельности произошло недоразумение. Мы запланировали съемки места, где сливаются Голубой и Белый Нил, но молодой человек вдруг, сняв камеру со штатива и собрав вещи, отказался со мной работать и, не объяснив причину своего поведения, удалился.
