Ночью мы прибыли в Тадоро. Деревня мирно спала, лаяли лишь несколько собак. Я беспокойно крутилась в своей постели. Стали меркнуть звезды — начинался день. Вскоре в моей хижине появились дети, затем пришли и женщины. Они помогали мне упаковывать вещи, относили их к машине. Без объяснения причин немец заявил, что они поедут только завтра. Какая подлость — не было необходимости покидать праздник, я могла бы сегодня присутствовать на нем. Все больше нуба собирались вокруг меня. Хижина была слишком мала, чтобы вместить всех, поэтому под большим деревом расположились дети и старики. Они принесли маленькие прощальные подарки. Старшие дети подарили мне небольшие фигурки, которые они вылепили из глины и обожгли.
Впервые меня посетила мысль, не построить ли мне здесь собственный дом. Воображение разыгралось. Я стала делать наброски. В то время как рисовала и мечтала, пришел Габике, самый трогательный из всех нуба. Своим добродушием и готовностью помочь он превосходил всех. Я рассказала ему о своем плане. Тотчас же он выбрал подходящее место, показавшееся просто идеальным. Между тем закатилось солнце, и нуба разбрелись по домам. Меня охватило чувство одиночества. Пришлось лечь спать.
Когда проснулась, было еще темно. Я вышла из хижины, вокруг кружили летучие мыши. Стояла тишина. Какое-то непреодолимое чувство беспокойства заставило меня отойти от хижины. Не видно было ни зги. Осторожно, чтобы не упасть, я на ощупь пробиралась к месту прежней стоянки. Мысль, что покидаю Тадоро, не попрощавшись с друзьями, мучила меня. Вдруг я услышала позади себя голос и, повернувшись, увидела большую темную тень — передо мной стоял нуба. Он сказал: «Нуба бассо» («нуба возвращаются»). Я не могла в это поверить и хотела спросить его, но он исчез. В беспокойстве принялась ходить туда-сюда, взвинченная до предела. Тут мне показалось, что вдали звучит тихая дробь барабана, потом все стихло. А через несколько невыносимо волнующих минут пришла уверенность: «мои» нуба возвращались.
Радость пронзила меня. Непостижимо, но они ради меня отказались от боев. Барабаны замолчали. Я услышала смех, голоса, и вот уже первые вошли в мою хижину — Зуала и Гого Горенде, потом Нату, Туками, Алипо. Они возбужденно рассказывали, что все нуба вернулись, чтобы попрощаться со мной. После моего внезапного отъезда Нату и Алипо хотели тоже немедленно покинуть Тогадинди, но этого не допустили коронго-нуба, которые приготовили праздничный обед в честь Нату, зарезав овцу. Нуба не прийти не могли, коронго бы очень обиделись. Тогда масакины решили отказаться от празднества в последующие дни. Долго сидели мы перед моей хижиной. Они играли на гитарах, а некоторые хотели сопровождать меня в Германию. Незабываемый вечер.
На следующее утро окончательно пришло время прощания. Нуба специально не пошли работать на поля, сотни их собрались вокруг машины и крепко держали меня, как будто не хотели отпускать. Немец посигналил, и я должна была уезжать. Нуба бежали рядом с машиной и кричали: «Лени бассо, Лени бассо!» Высунувшись из окна машины, я схватила чьи-то руки и, обливаясь слезами, прокричала: «Лени бассо робрэра!»
На этот раз это не было просто утешением. Я знала, что вернусь.
В Вау
Целью был Вау, столица юго-западной провинции Бахр — Эль-Газаль. Путь туда — самый неприятный отрезок всей поездки. Преодолев его, можно смело сказать, что наибольший риск уже позади. От Вау до Джубы, самого южного города Судана, — около 900 километров. Местность оказалась чрезвычайно тяжелой. Реки пока еще не пересохли, переезжать через них мы не могли. Настроение — катастрофическое. Немец ругался, ремонтируя постоянные поломки и пытаясь всеми возможными обходными путями преодолеть речные барьеры. Напрасно. Продуктов, воды и прежде всего бензина становилось все меньше. От поездки на юг нам пришлось отказаться. Единственный шанс пробиться к Вау — добраться до ближайшей к этому городу железнодорожной станции, расположенной, впрочем, далеко к северо-западу. Но и к ней не ведут никакие дороги. Выбора, однако, не было. Стоило попытаться. Больше всего нас волновала проблема бензина: докуда, собственно, удастся доехать?
Нам повезло. После четырнадцатичасового блуждания, с последними каплями горючего в баке автомобиля мы остановились у маленькой станции Барбанусса, и — что за случай! — через несколько минут подкатил поезд, который проезжает здесь раз в неделю. Но тут внезапно немец отказался взять меня с собой в Джубу, если только я не заплачу ему 300 марок, мои последние деньги. Что оставалось делать? Пришлось подчиниться шантажу.
Поездка до Вау казалась бесконечной, поезд то и дело останавливался. Железная дорога была так перегружена, что сотни людей сидели на крышах вагонов и на подножках — отсюда и темп движения. Еще не доезжая Вау, мы сошли с поезда, чтобы купить бензин.
Во время этой поездки меня впечатлило многое. Когда мы сделали привал в лиственном лесу — первом, увиденном в Судане, — я стала искать грибы и ягоды. Внезапно обнаружилось, что неподалеку прогуливаются огромные птицы. Их было четыре или пять. Таких больших я еще не видела никогда — ни в кино, ни в зоопарке. Чтобы не спугнуть их, пришлось затаить дыхание. Увидев меня, птицы забеспокоились и помчались быстрыми шагами, как страусы.
В Вау меня ждал сюрприз. После регистрации в полиции меня пригласили к действующему военному губернатору. Он был знаком со мной еще по Хартуму и пожелал, чтобы на несколько дней я стала его гостьей. Я сразу же согласилась, обрадовавшись, что моих неприветливых спутников рядом уже не будет. Поехать дальше, подумалось мне, смогу как-нибудь и без них.
Меня разместили в специально оборудованном для приезжих доме — красиво меблированном особняке на берегу реки среди зеленых деревьев. Гостеприимство суданцев — и не только губернатора — было поразительным.
Все, что есть интересного в Вау, я смогла посмотреть — базары, мечети и христианскую церковь, оказавшуюся неожиданно большой. Мессы хорошо посещались, а в продолжительной беседе со священником я узнала, что ни на него, ни на христианскую общину давление не оказывают — вопреки тому, что писали в газетах. Мне разрешили сфотографировать богослужение.
О моем присутствии в Вау узнал Осман Наср Осман, и по телефону повторил приглашение сопровождать его в инспекционной поездке по провинции Верхний Нил. Как ни стыдно, но я вынуждена была ему признаться, что у меня нет ни гроша в кармане. На следующее утро я получила конверт с авиабилетом до Малакаля и несколько суданских банкнот.
По провинции Верхний Нил
Ранним утром 1 апреля 1963 года колонна машин Османа Наср Османа покинула Малакаль. Во главе ее на «лендровере» ехал военный губернатор в сопровождении шефа полиции и других офицеров. Грузовиков оказалось четырнадцать. Нас сопровождало сорок суданских солдат. Единственная женщина в мужском обществе, я сидела рядом с водителем. Поездка должна была продлиться две недели.
Я получила возможность сделать потрясающие снимки. Наш маршрут пролегал в красивейших, еще не изведанных местах Судана. Из-за многомесячных сезонов дождей дорога, по которой мы ехали, использовалась редко — раз в несколько лет, да и то в течение трех-четырех недель. Путь оказался невероятно тяжелым. Ежедневно мы передвигались по двенадцать часов почти без остановки. С арабским шофером я не могла сказать ни слова. Пыль и тряска — невыносимые. И все же то, что я смогла увидеть, этих мучений стоило. Прежде всего — животные, которых становилось тем больше, чем дальше мы отъезжали. Газели, зебры, импалы, не очень-то пугливые, огромными прыжками перепрыгивали через наши машины. Нам встретились множество жирафов, гну и стада слонов в несколько сотен голов. Я знала заповедники Восточной Африки, но зрелище, представшее передо мной здесь, ни с чем не сравнимо, просто фантастично. В некоторых местах количество газелей было необозримо — может быть, сотни тысяч.
