Новое погружение принесло с собой и новый сюрприз. Штолли мечтал о «своей» тигровой мурене.
— Красавица, — восхищался он, — она очень фотогеничная и ласковая, как котенок.
Но, к сожалению, ее не было. Мы находились на глубине двадцати пяти метров, когда на меня быстро поплыло что-то длинное и белое, с виду напоминавшее гигантскую змею. От ужаса меня парализовало на несколько секунд. Животное молниеносно проскользнуло между моим телом и руками и ласково прижалось — это оказалась горячо любимая Штолли тигровая мурена. А так как несколько дней ее не кормили, то она ждала от меня обычной подачки.
Сквозь водолазные очки Штолли я смогла разглядеть его засиявшие глаза. Он был счастлив, что любимица объявилась, и поманил к себе.
На следующий день мне тоже доверили ее покормить, и я смогла убедиться, что мурена берет колбаски с руки очень осторожно. Штолли это снял. Когда позже я увидела ту сцену на экране, мне бросилось в глаза то, чего мы все в воде не заметили: как плотно под моими ногами плавали три крупные ярко-красные рыбины. Их ядовитые иглы почти касались моих колен.
Я вспоминаю еще один совершенно особый аттракцион. На глубине трех метров находился коралловый грот, в котором обитали три или четыре древних гигантских окуня, приблизительно, двухсотлетние. Пробраться в этот грот было не так уж легко. Только дважды в месяц, в определенном положении луны, когда между приливом и отливом около часа, можно без опаски вплыть в грот, иначе даже самый лучший водолаз из-за течения не смог бы туда попасть. К тому же это место располагалось в заповедном морском парке, и каждый, кто хотел там погрузиться, должен был сначала получить письменное разрешение у соответствующих властей. Огромные окуни находились под защитой водной полиции. В конце концов, за час в грот могли заплыть только четыре ныряльщика. А так как каждый, кто погружался, хотел увидеть этот редкий спектакль, то такая возможность была большой удачей — если выпадал жребий.
Нам повезло пережить это дважды. За двадцать минут мы добрались до цели. На водной поверхности ничто не выдавало скрытого под ней входа в пещеру. Сотни крупных рыб прикрывали его живым занавесом. От того, что мы затем увидели, захватило дух. Солнечные лучи, проникавшие сквозь толщу воды, пронизывали грот. Мимо нас на расстоянии вытянутой руки медленно проплывали гигантские окуни. Пол, потолок и стены были пестрыми как персидские ковры, в них прятались мелкие цветные крабы, приросшие раковины, похожие на незабудки или розовый шиповник; разноцветные трубчатые кораллы, морские звезды, устрицы и огненные рыбки. Такой пышности кораллов и яркости морских обитателей я никогда раньше не видела. К сожалению, мы должны были покинуть этот чудесный подводный мир очень скоро.
Оставшуюся неделю нам хотелось провести на острове Мафиа в Танзании. Штолли посоветовал это, но предупредил, что там сильны и коварны течения. На следующий день к вечеру мы были уже на месте. Маленький самолетик доставил нас из Дар-эс-Салама
[542] на остров. Незадолго до посадки в самолет произошла сцена с группой итальянских ныряльщиков, которые везли с собой связанные гарпуны. Ненавижу гарпуны. Они уничтожают жизнь на коралловых рифах. Уже в первый день мы вынуждены были наблюдать, как охотятся спортсмены. Возвращаясь на лодках, они швыряли на песок добычу. Это были только мелкие рыбы-бабочки и царские рыбки, которые, почти растерзанные, выбрасывались обратно в море. Победителем соревнования объявлялся не тот, кто загарпунил самую крупную особь, а тот, кто сумел предъявить большее количество рыб. Эти «супермены» отстреливали все, что шевелилось. Видимо, именно благодаря им за короткое время сократился богатейшый фонд рыб коралловых рифов. Чтобы в последний момент спасти этот рай для ныряльщиков, необходимы очень строгие меры: невзирая на возражения производителей гарпунов и союзов гарпунщиков, до сих пор считающих этот вид охоты спортом, необходимо запретить во всем мире подобную охоту. Также преступно разрушение рифов при использовании динамита для взрывных работ. Именно таким образом было уничтожено большинство коралловых рифов, находившихся перед Дар-эс-Саламом.
И все-таки погружение с острова Мафиа было кульминацией нашего путешествия. В других местах мы всегда чувствовали себя как в аквариуме. Здесь же мир под водой выглядел пока еще таким, каким показал его Кусто в одном из своих первых фильмов.
Уникальный шанс
За несколько дней до отъезда в Мюнхен, 9 февраля 1977 года — этот день я подчеркнула у себя в календаре красным, — ко мне пришли трое главных редакторов «Штерна» — Наннен, Гильхаузен и Винтер. В серии из десяти частей, которой предстояло появиться к моему 75-летию, я должна была рассказать в текстах и иллюстрациях о своей жизни. Гонорар был сказочный. Наннен знал, что все попытки написать мемуары до сих пор мне не удавались. Писатель или хороший журналист должен составить текст по магнитофонным записям бесед со мной, для чего в нашем распоряжении только шесть недель. Я понимала, что такой шанс более никогда не представится.
В то время пыталась представить последствия публикации мемуаров, думая о своем возрасте и долгах, от которых никак не могла освободиться, даже в связи с успешным выходом книг и альбомов. Для отказа имелась только одна-единственная причина, более серьезная, чем все финансовые соблазны: я не могла себе представить, как в такой короткий срок смогу рассказать о моей долгой, полной приключений жизни, чтобы ход моих мыслей был понятен всем и не возникло никаких недоразумений. Всего лишь шесть недель. Я вернусь из Судана только в конце мая. В лучшем случае получится формальная биография, которая совершенно обесценит мемуары.
Редакторы «Штерна» и друзья не могли понять отказа. В долгих беседах они пытались развеять мои опасения.
— Просто невозможно, — сказала я, — рассказать за шесть — восемь недель всю жизнь, от этого я физически сломаюсь. К тому же ведь неизвестно, сможет ли кто-то, обработав мои магнитофонные записи, представить Рифеншталь такой, какая я есть на самом деле.
Мы расстались почти в полночь. У меня было тяжело на сердце — не упустила ли я шанс, который никогда не повторится. Жаль, что я так разочаровала друзей.
Моя последняя экспедиция в Судан
Спустя две недели я была в Хартуме. Я вылетела пораньше, чтобы на месте все приготовить — машины, разрешения на съемку, бензин и продовольствие. Нимейри сдержал слово. Мы получили два почти новеньких автомобиля, «лендровер» и восьмитонный грузовик и к ним достаточно бензина, масла и запчастей, а также двух шоферов из президентского гаража. Еще ни разу у нас не было такого оснащения. Я почти перестала волноваться за исход экспедиции. Между тем в Хартум приехал Хорст с багажом и двумя нашими сопровождающими. Одним из них был Петер Шилле, который должен был писать информации для «Гео», вторым — Вульф Крейд ель, ассистент Хорста.
Дорога в Кау проходила через покинутые деревни с полуразрушенными хижинами. Время от времени нам встречался дружески приветствующий нас араб, а вообще-то в этой довольно тоскливой местности встречались лишь верблюды и козы. Днем мы страдали от жары, а ночью замерзали даже в спальных мешках. Спустя три напряженных дня наконец появились первые хижины нуба. Любопытство наших сопровождающих было огромным. Али и Гамаль, оба наших водителя, не поверили своим глазам, когда увидели обнаженных нуба — для них, верующих мусульман, ужасное зрелище.
