Снисходительно и иронично улыбавшийся Фанк ответил:
— А как ты тогда собираешься сделать фантастическими стенки отвесных скал, по которым тебе по роли вскарабкиваться наверх? Скала будет всегда выглядеть как скала.
Весомый и убедительный аргумент, глубоко озадачивший меня.
Фанк сказал с триумфальной интонацией в голосе:
— Выбей у себя из головы эти глупости!
Неужели и в самом деле мои мечты невыполнимы? Днями и ночами я ломала голову над тем, как бы в сказочный мир включить подлинные скалы, так, чтобы они подходили к другим теснившимся в моем мозгу образам.
Спустя всего несколько дней я все-таки нашла решение проблемы — и очень простое: я замаскирую их клубами тумана, после этого они уже не покажутся реальными, а будут выглядеть таинственно. Эта мысль мгновенно прогнала подавленное настроение. Я была безумно увлечена идеей фильма, но мне непременно хотелось видеть ее реализованной именно в такой форме, какая вставала перед моим внутренним взором. Но как этого достичь на деле? У меня, правда, были кое-какие накопления, но далеко не та сумма, которая требовалась. От дорогого павильона можно отказаться. Уже, набрасывая план съемок, я перенесла почти все игровые сцены под открытое небо. А те немногие, что должны были проходить в помещениях, собиралась снимать на месте действия с помощью осветительной техники. Гонорар за исполнение главной женской роли отпадет, так как самой себе платить не нужно.
Главная финансовая проблема — плата режиссеру. Найду ли я такого, кто согласился бы на отсрочку, если фильм принесет прибыль? О том, что сама могу осуществлять режиссуру, вообще не думала. Немногочисленные роли, за исключением главной мужской, я собиралась поручить любителям, что тогда — шел 1931 год — было еще в порядке вещей. На роль Виго идеально подходил Матиас Виман.
[174] В кино он был почти неизвестен, но создал себе имя на сцене. Молодой, суровый, с романтическим взглядом, но не красавец. Начинать с ним переговоры было еще слишком рано.
Самым важным казалось найти хорошего соавтора. Я обратилась к Беле Балашу,
[175] одному из лучших сценаристов того времени. Он писал также либретто, например, для оперы Бартока
[176]«Замок герцога Синяя Борода». Неожиданная радость — Балаш пришел в такой восторг от материала, что заявил о готовности писать сценарий вместе со мной даже без гонорара. Лучшим оператором был бы Шнеебергер. Смогу ли я вынести столь тесное сотрудничество с ним? После того как мы расстались, прошло всего два года. Несмотря на потрясение, раны, казалось, уже зарубцевались. Не осталось и горечи.
Шнеебергер согласился работать без гонорара. В помощники ему я выбрала Гейнца фон Яворски, своего секретаря, «бродягу с Монблана», который был счастлив учиться у такого мастера, как Шнеебергер, хотя бы и за зарплату всего лишь 50 рейхсмарок в месяц. Я надеялась обойтись командой в шесть человек и сроком в десять недель. Всем пришлось отказаться от суточных, а мне — от директора картины, помощника режиссера, секретаря, художника по костюмам и гримера.
Составляя всё новые предварительные сметы, я пришла к выводу, что мне недостает по меньшей мере 90 000 рейхсмарок наличными — для оплаты съемок, копировальной фабрики, проката осветительной машины, сооружения хрустального грота и синхронизации, включая запись музыки. Сколько бы я ни переписывала цифры, сумма оставалась без изменений.
Неужели я должна окончательно отказаться от своего плана? Пока еще нет. Фанк снимал новый фильм о зимнем спорте, «Белое безумие».
[177] Комедия, где действие происходит в мире снега и в которой я должна сыграть главную женскую роль. Гонорар я планировала использовать для съемок «Голубого света».
Съемки «Белого безумия» проходили в Санкт-Антоне и Цюрсе (на Арльберге). Как ни чудесно было кататься на лыжах вместе с Ганнесом Шнейдером, Руди Маттом, братьями Ланчнер и другими лыжниками, по-настоящему испытывать удовольствие от этого я не могла, так как все мысли вертелись только вокруг моего «Голубого света». Кроме того, роль, которую приходилось играть в «Белом безумии», казалась мне примитивной. Почти при всякой удобной возможности режиссер требовал, чтобы я громко восклицала «ух ты!». Мне это было противно, и, наконец, я уже просто не могла выговаривать эти глупые словечки. В результате — слезы и скандал с Фанком, который получал наслаждение оттого, что приводил меня в бешенство. Само собой разумеется, он получал поддержку Зокаля, директора фильма, работавшего над ним для фирмы «ААФА-фильмферляй».
Зокаль, полностью посвятивший себя киноиндустрии и заработавший на «Белом аде Пиц-Палю» целое состояние, в отличие от Фанка, уже смирился с тем, что ему не удалось завоевать меня. Но зато у него остался большой интерес к производству фильмов, в чем он проявил исключительный талант. Наряду с Пабстом он также верил в мои режиссерские способности. Тем не менее ему не хотелось рисковать и финансировать мой собственный проект.
Когда мне пришлось мучиться в роли начинающей лыжницы, в Санкт-Антон приехал Бела Балаш, чтобы поработать над сценарием нашей кинолегенды. Его появление стало для меня мощным стимулом. Мы с ним идеально дополняли друг друга. Если он был мастером диалога, то я могла хорошо преобразовывать слова в зримые образы. Так менее чем за четыре недели возник замечательный сценарий.
Я едва смогла дождаться пока закончатся съемки на перевале Арльберг.
Наконец, спустя пять месяцев — на дворе уже был май — я снова оказалась в Берлине. Поскольку 20 000 рейхсмарок, полученные мною за роль, я собиралась вложить в проект фильма, то теперь недоставало всего лишь 70 000. Чтобы не прикасаться к гонорару, я жила экономно, как тибетский монах, даже перестала покупать чулки и ходила только в брюках.
Несмотря на удачный сценарий, мало кто верил в успех. Главный довод: фильм грустный, слишком романтичный, лишенный бурных страстей. Я не сомневалась относительно истинной причины отношения к моему проекту. Кроме отговорок, которые были понятны, нерасположение к нему вызывалось в первую очередь тем, что никто не мог перенестись в мир грез, которым и надлежало стать изюминкой моего фильма, — снимать нечто подобное еще никогда не пытались и уж тем более не экранизировали подобную тему в стиле, к которому я стремилась. «Голубой свет» был антиподом картин доктора Фанка. Поясню на примере. Все темы фильмов Арнольда были реалистичными, чего не скажешь об их видеоизображении, которому надлежало в первую очередь быть «красивым». Всегда должно было светить солнце, а кадры, даже если не вписывались в сцену, быть «изумительными». Я же считала это нарушением стиля. Но поскольку мне тоже нравились «красивые картинки», то решила ввести в сценарий действие, которое по своей тематике, будь то сказка, легенда или поэтическое произведение, требовало бы оптически выразительных кадров. Лишь в том случае, когда тема и трактовка образов выражают одно и то же, возникает единство стиля. Это было для меня главным. Но что делать дальше? Я связалась с фирмой АГФА, заказав кинопленку с эмульсией, нечувствительной к определенным цветам и с помощью которой, используя особые фильтры, можно добиваться изменения цветопередачи и иррациональности изобразительных эффектов. АГФА пошла мне навстречу, провела эксперименты и разработала «пленку R», которая позднее нашла широкое применение в случаях, когда при дневном свете требовалось получить эффект ночной съемки.