— Что вы имеете в виду? — спросил он довольно холодно.
— Некоторые из моих лучших друзей эмигрировали, среди них и великолепные артисты, как, например, единственная в своем роде и незаменимая Элизабет Бергнер.
Гитлер поднял руку, останавливая меня, и заявил несколько раздраженным тоном:
— Фройляйн Рифеншталь, мне известна ваша позиция. Я уважаю ее, но прошу не говорить о том, что мне неприятно. Обсуждать сейчас еврейскую проблему я не хочу. — Выражение его лица смягчилось. — Я еще не сказал, почему пригласил вас. Мне хотелось бы сделать вам деловое предложение. Суть его в том, что доктор Геббельс как рейхсминистр пропаганды, отвечая не только за прессу и театр, но и за кино, не имеет никакого опыта в области кинематографии. Вы же как человек незаурядных способностей могли бы ему помочь.
При этих словах Гитлера у меня едва не закружилась голова.
— Вы так неожиданно побледнели, — проговорил он озабоченно. — Вам плохо?
Если бы Гитлер знал о моем отношении к Геббельсу, он никогда бы такого не предложил. Но я ничего не могла рассказать Гитлеру.
— Мой фюрер, извините, я не в состоянии взять на себя выполнение этой почетной задачи.
Гитлер с удивлением посмотрел на меня.
— Почему нет, фройляйн Рифеншталь?
— Для этого у меня нет никаких способностей. И если бы мне пришлось заниматься тем, в чем совершенно не разбираюсь, я попросту развалила бы все.
Гитлер посмотрел на меня долгим испытующим взглядом, потом сказал:
— Вы очень своевольная личность. Но, может быть, вы согласитесь снимать для нас фильмы?
Именно этого-то я и боялась.
— Подумайте о картине про Хорста Весселя
[209] или, например, о моей партии.
Тут пришла моя очередь прервать Гитлера.
— Не могу, не могу, — заявила я умоляюще. — Не забывайте, пожалуйста: я актриса до мозга костей.
По выражению лица Гитлера было ясно, сколь сильно его разочаровал мой отказ. Он встал, попрощался со мной и сказал:
— Очень сожалею, что не смог уговорить вас. Желаю вам счастья и успехов. — Затем сделал знак слуге. — Проводите, пожалуйста, фройляйн Рифеншталь к машине.
Сбитая с толку и совершенно подавленная, я поехала домой. Меня огорчило, что я так разочаровала Гитлера, к которому тогда все еще относилась с уважением. Но я не могла переделать свой независимый характер. Ко мне пришел Фанк, я рассказала ему об этой беседе. Он был немногословен:
— Ты вела себя глупо, это необходимо исправить.
— Но как? — спросила я подавленно.
Немного подумав, Фанк предложил:
— Несколько лет назад, будучи по уши влюбленным, я подарил тебе первое издание полного собрания сочинений Фихте в оригинальном кожаном переплете. Что, если ты подаришь его Гитлеру, написав несколько строк, поясняющих твое поведение?
— Неплохая мысль, — сказала я и с благодарностью обняла его.
Авария в Груневальде
Несколько дней спустя я принимала гостей. Вальтер Прагер и Ганс Эртль рассказывали мне о вылазках в горы, которые они предприняли после окончания работы в Гренландии.
Когда мы вместе весело готовили ужин, зазвонил телефон. Поскольку было очень поздно, я не хотела подходить. Но Прагер, уже держа трубку в руке, протянул ее мне. Я сразу узнала голос.
— Это Геббельс. Можно ли мне на минуту забежать к вам?
— Нет, — ответила я резко, — сожалею, господин министр, у меня гости.
После паузы я услышала:
— То, что я должен сообщить, не терпит отлагательства.
— Мне очень жаль, доктор Геббельс, но сегодня из Швейцарии приехали мои друзья, они ночуют у меня.
Геббельс настаивал:
— Я недалеко от вашего дома — приеду на такси.
И, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Я пришла в ярость и не хотела спускаться вниз. Но друзья посоветовали не обострять отношения. Приятный вечер был основательно испорчен.
Когда я вышла на улицу, Геббельс стоял один-одинешенек. Он был в дождевике и широкополой, низко надвинутой на лицо шляпе. Лило как из ведра — такси поблизости не было.
Извинившись за неожиданное появление и оглядевшись по сторонам пустынной, темной улицы он сказал:
— Здесь нам нельзя оставаться — вы совсем промокнете.
Спасаясь от дождя мы укрылись в моем «мерседесе».
— Я не могу показываться рядом с вами, мы должны отъехать.
— Куда? — озадаченно спросила я.
— Куда хотите, но чтобы нас никто не увидел.
— Вы ставите себя и меня в глупейшее положение.
Мы отправились вниз по Кайзераллее, в направлении Груневальда. Дождь был такой сильный, что я ничего не могла разглядеть через стекла. Каждую минуту мог пойти град. Лучше всего, подумала я, ехать в Груневальд, в такую погоду наверняка там не будет ни одной живой души. Когда мы, двигаясь от дамбы канала Гогенцоллернов,
[210] повернули в Груневальд, я увидела, как Геббельс достал из кармана плаща пистолет и положил его в ящик для перчаток.
Заметив мой испуг, он с улыбкой произнес:
— Я никогда не выхожу на улицу без оружия.
Тут уж я действительно стала с нетерпением ждать объяснений. Но Геббельс молчал. Машина могла ехать только со скоростью пешехода. На проезжей части образовались большие лужи. Только бы не врезаться в дерево, подумалось мне. Я съехала с дороги в лес, который становился все более густым, так что мне пришлось выруливать между елями, как в слаломе. Мы медленно двигались по раскисшей земле. Тут Геббельс положил мне руку на талию. В это мгновение машина сильно дернулась и остановилась. Я с испугом увидела, что автомобиль накренился. Мы не решались пошевелиться, боясь, что перевернемся. Геббельс, который оставался на удивление спокойным, осторожно вынул пистолет и опустил его в карман. Затем попытался открыть дверь. К счастью, нам удалось выбраться. Из-за плохой видимости я наехала на холмик и машина по самую левую подножку засела в вязкой грязи, а передние колеса повисли в воздухе. Ситуация неприятная. Было очевидно, что вдвоем нам «мерседес» не вытащить.
— Фройляйн Рифеншталь, если вы пойдете в ту сторону, — Геббельс указал направление откуда мы приехали, — то через несколько минут выйдете на дорогу, где сможете вызвать по телефону такси. К сожалению, я не могу сопровождать вас. Вместе нас не должны видеть ни в коем случае.
